«Жажда» (Törst), Швеция, 1949; реж. Ингмар Бергман, в ролях: Ева Хеннинг, Биргер Мальмстен, Биргит Тенгрут, Бенгт Эклунд, Мими Нельсон, Хассе Экман, Габи Штенберг, Найма Вифстранд.
Бертилу «везёт» на истеричных женщин: раньше он был вместе с Виолой, которая больше любила не его, а покойного мужа; теперь отдыхает в Базеле с Рут, у которой были нестандартные отношения с женатым лейтенантом Раулем. Виола и Рут незнакомы друг с другом, но у них есть общая подруга – Вальборг; их то пересекающиеся, то расходящиеся истории и составляют основу этой сложносочинённой картины.
Седьмая режиссёрская работа Ингмара Бергмана отличается заметно усложнённой структурой. Утро в отеле сменяется ясным днём на яхте (солнечные блики на воде подчёркивают этот переход из ещё тёмного гостиничного номера), вслед за возвращением к недавно проснувшейся героине воспоминания двигаются дальше, а затем вновь отскакивают к текущему моменту. Уже в середине фильма внимание внезапно переключается на новую героиню, и из купе поезда мы попадаем в лечебницу на приём к психотерапевту - чтобы вскоре опять вернуться обратно. Флешбэк в балетную школу знакомит нас с ещё одним ключевым персонажем, встреча старых знакомых оборачивается ещё одной сокрушительной драмой...
Эпизод за эпизодом стягиваются в воронку подобно водовороту на первом кадре картины; это уже далеко не тот прямолинейный Бергман, которого публика знала недавно. Он переплетает события и устраивает персонажам рокировки, не заботясь о зрительском комфорте; в конечном счёте всё встанет на свои места, но до этого вполне возможны многочисленные вопросы.
Но кое-что станет яснее, если знать, что в основе ленты лежит не цельное произведение, а сборник рассказов (примечательно, что писательница Биргит Тенгрут выступила в фильме в роли Виолы). К тому же «Жажда» - один из немногих фильмов Бергмана, где он не принимал участия в написании сценария. Но даже если ему не близка подобная закрученность повествования, ему определённо близки и важны поднимаемые здесь темы: превратности женской судьбы, сложности семейной жизни. Они представлены во множестве отдельных сюжетов, складывающихся постепенно в единую мозаику «ада, в котором мы живём».
Первый рассказ - о любви молоденькой Рут к Раулю, который заметно её старше. Внезапно (возложив подобранную в лесу змею на муравейник - интересный образ) он признаётся, что женат и в браке есть дети (мол, странно и нелепо быть «в моём возрасте» одному). Но к разрыву это признание не приводит, и девушка по-прежнему ждёт его в своей квартирке, куда лейтенант регулярно наведывается с приветствием «Моя маленькая шалунья». Однажды он натыкается там на свою жену - которая любопытства ради нагрянула к его любовнице с визитом.
К нашему удивлению, застуканный Рауль нисколько не смущается, настаивая: «Я - честный человек». «Я никогда не скрывал, что у меня есть две женщины», - говорит он, уверяя, что «каждый здоровый мужчина должен иметь двух женщин» (вот больше - это уже неприлично). «Мои стандарты безукоризненны», «Люди могут говорить, что им захочется», - стоит на своём Рауль, однако как он меняется, узнав, что Рут беременна: «Это не мой ребёнок. Проститутка!» Конечно, любящая его девушка отрицает связь на стороне, но налицо - двойная мораль: для мужчины, стало быть, двоежёнство в порядке вещей, тогда как женщина в аналогичной ситуации - заведомо порочна.
Что удивительнее всего, Рут как будто бы продолжает любить негодяя и спустя время, словно бы и оправдывая его, и восторгаясь им: «Рауль был чудовищем, но он был мужчиной». А ведь ей пришлось сделать тогда аборт – за что она наказана тем, что не может больше иметь детей. «Я покончу с собой», - пообещала Рут ещё в больнице, но всё-таки продолжила жить. И хотя рядом с ней сейчас - очевидным образом не самый плохой человек, невозможность родить гнетёт героиню, которая боится тишины, а потому неизменно и безостановочно болтает. «Это ад», - полагает она, терзая нынешнего спутника и невольно стараясь сделать и его жизнь невыносимой.
Если Рут - женское сердце фильма, то этот спутник, Бертил - мужское; может показаться, что он - полная противоположность своим подругам. В отеле он экономит на завтраке, но переплачивает за газету; упрекает Рут за то, что та курит и слегка выпивает, - и мы понимаем, что точно так же он укорял этим и Виолу.
Но хотя герой связующим звеном проходит через всю картину, сказать, что мы его как-то узнаём - нельзя (я даже не уверен, называли ли его в фильме по имени). Он выглядит словно бы приложением к Рут, иногда возражая ей, но чаще уступая; она изводит его - он терпит. «Так хочется взять что-то тяжёлое и дать тебе по голове», - вздыхает Бертил, понимая: не осмелится. Но и его выдержка не бесконечна.
Вместе с ним Бергман дважды вступает на территорию Хичкока, превращая семейную драму в подобие триллера. В первый раз мысль об убийстве закрадывается в голову героя (и мы буквально видим это, зримо ощущаем) в коридоре поезда: за окном бушует ветер, от скорости трясётся слабо закрытая дверь вагона. В тёмном стекле мы видим его отражение и додумываем невысказанное: хватит ли лёгкого толчка, чтобы «несчастным случаем» оборвать затянувшуюся перепалку?.. Бертил тянется к Рут - вот! - но нет: в этот раз он оттаскивает её от ненадёжной двери, заключая в примиряющие объятья.
Но позже, когда он тщетно пытается заснуть, а «любимая» нарочно добавляет своим действиям шума, мужчина не выдерживает - и Рут получает бутылкой по голове. Какое-то время режиссёр играет со зрителем в детектив: в поезде появляются полицейские, очевидно, что сейчас они с поличным поймают убийцу!.. Но надо же: героиня оказывается жива и здорова. «Я был убеждён, что убил тебя», - признаётся Бертил, совсем как Томас в предшествующей «Жажде» «Тюрьме» (тот тоже – но по пьяни - думал, что задушил возлюбленную и повесил её в шкафу).
Фильм закачивается их поцелуем, но тучи над морем не обещают бесконечного мира: в семейной жизни бывают как штиль, так и грозы. Финал возвращает нас к резюме пересказанного героем древнегреческого мифа: «Два пола никогда не смогут соединиться. Их отделяет море слёз и недоразумений». Основная мысль картины лишний раз подчёркнута и случайно подслушанным диалогом в поезде: два пассажира (один из них собирается писать книгу о браке) беседуют о чём-то своём, но сходятся в том, что семейные проблемы не следует замалчивать: «Можно и ссориться, но потом необходимо об этом поговорить».
Как было сказано выше, в середине картины действие внезапно меняет своё направление - и мы знакомимся с новой героиней, догадываясь, что это и есть та бывшая подруга Бертила, о которой он упоминал несколько раз (хотя точно подтверждено это будет лишь под конец её истории, когда прозвучит имя: Виола).
С Виолой мы встречаемся на кладбище - у могилы её мужа. «Мой брак был очень счастлив», - скажет вдова чуть позже, на приёме у расположенного к ней психотерапевта. «Ты нуждаешься в ком-то. Иначе ты погибнешь», - убеждает её доктор, однако в своих ухаживаниях не достигает успеха: «неизлечимая пациентка» сбегает, отказавшись прислушиваться к советам.
Затем появляется и ещё один важный для фильма персонаж: Вальборг - про неё мы узнаём из воспоминания Рут о балетной школе (впрочем, это был не столько балет, сколько увеселительное варьете). Вальборг пересекается с Виолой на улице - они тоже знакомы и давно не виделись; приглашает её к себе домой. Немного выпив, обе завидуют тихому счастью внизу во дворе: там танцы и накрытые (пусть и скромно) столы. «Я существую в аду, - сетует на жизнь помрачневшая Виола. - Каждый день я прохожу через ад». Вальборг с ней не согласна: «Разве это ад?..»
Вместе с этой героиней в кинематограф Бергмана входит тема однополой любви - полусловом, одним лишь намёком (известно, что провокационный эпизод пришлось сократить). Но Виола отвергает предложение Вальборг остаться - предпочитая уйти как от неё, так и вовсе из жизни.
О том, как вырос к седьмому своему фильму режиссёр, можно судить уже по одной только сцене. Если в «Портовом городе» Берит просто прыгала с края пирса, в «Жажде» сцена самоубийства решена более тонко: расставшись с Виолой, камера опускается на водную гладь; мы слышим звук падения; пошла небольшая волна. Во второй ленте подряд Ингмар Бергман отвергает саму мысль о том, что кино должно дарить только надежду: всё больше места в его творчестве занимает безысходность.
Если смотреть его фильмы подряд, то и правда прямо на глазах вырастает Художник. Пять вполне рядовых картин (но снятых всего за пару лет!), в шестой - прорыв в качественно новую сторону, в седьмой - шаг ещё дальше: новый охват тем, драма чуть более высшего порядка, заметно больше крупных планов, позволяющих нам пристально вглядеться в лица героев. Подобное развитие, конечно, не может не впечатлять.
Так или иначе Бергман затрагивает в «Жажде» многие свои любимые «сюжеты»: репетиция в пустом театре, случай «религиозной меланхолии» в лечебнице. Зеркала обыграны в фильме несколько раз - да к тому же с выдумкой: Рут принимает душ - и мы из номера видим её отражение; говоря о балетной школе, героиня упоминает «большое зеркало на стене, где видны все слабости сердца и техники». Самый изысканный момент: в кадре оказываются сразу два зеркала - и в каждом отражается по лицу (подруга и балетная наставница, затем к Вальборг присоединяется в отражении Рут - так мы видим уже три лица). Самый «смысловой»: Рут чистит зубы и полощет горло - мы смотрим на неё через зеркало; она опускает голову - и несколько секунд мы не видим вообще ничего, только зеркальное стекло; закончив умываться, уже героиня всматривается в себя - будто зеркало поможет ей постичь непостижимое.
Чего раньше не было у Бергмана, так это эха войны (оно если где и звучало, то уж очень отдалённо). Тут оно пусть пунктирно, но проявляется: герои едут из швейцарского Базеля в Стокгольм через Германию. На одной из остановок в окна смотрят голодные дети - Рут бросается собирать им еду. На перроне стоят и взрослые, прочие пассажиры поезда им тоже что-то передают - отчего между несчастными даже случается драка.
В следующий раз поезд замирает напротив разрушенного дома. Камера в этот момент как раз оставила главную пару и перебралась посмотреть, что происходит в соседнем купе - а там весёлая гулянка; увиденное за окном расстраивает компанию - и мужчина незамедлительно закрывает шторку. «Это было перед войной», - говорит позднее Рут, удаляясь в воспоминания.
Герои «Жажды» настолько жаждут любви, что готовы выпытывать её у случайно прошедшей мимо их купе девочки: за кусок шоколада, за шутливую игру. Но маленькая попутчица «коварна» - и любить всех подряд не готова. Любовь - это не мимолётная симпатия, это всё-таки отношения. Выстраивать их и удерживать - тоже искусство, целая наука. Демонстрируя нам несколько разнообразных сцен из супружеской жизни, Ингмар Бергман обещает к этой теме не раз ещё в своих фильмах вернуться.
См. также:
Ни дня без Бергмана: «Тюрьма» (1949)
Ни дня без Бергмана: «Портовый город» (1948)
Ни дня без Бергмана: «Музыка в темноте» (1948)
Ни дня без Бергмана: «Корабль в Индию» (1947)
