Кинотавр 27 | Денис Шабаев о фильме «Чужая работа»

Как родилась эта история, как шел поиск героя?
Я много езщдил по Средней Азии, и путешествовал, и по съемкам. Я много видел этих людей и то, как мы видим их отсюда, это не совсем правильная точка зрения. Хотелось снять историю о мигрантах, которые живут там и здесь. Хотелось увидеть внутреннюю границу сознания и как человек ее пересекает и как сильно меняется. Достаточно посмотреть на то, что в Душанбе в самолет садятся уверенные успешные люди, а в Москве выходят бесправные мигранты. Где-то в небе происходит переход этой внутренней границы. Мне хотелось эту границу нащупать и максимально приблизиться, побыть внутри их среды, их личного пространства. Это та самая «зона змеи», о которой рассказывают в школе Разбежкиной. Съемки длились полтора года, в течение которых все очень сильно менялось у наших героев — у мигрантов очень насыщенная жизнь и от первоначального сценария, кроме самой задачи близкого нахождения с героями, мало что осталось.

Как шел поиск героя? Почему выбор пал на него?
Мне очень повезло с героем, в поисках которого очень сильно помогли сотрудники ФМС – российские чиновники в Душанбе. Они помогли найти героя и главное – они разрешили снимать собеседования. Это очень интересная процедура. За полгода записываются люди на собеседование. У них есть буквально несколько минут, чтобы убедить работников службы в том, что они любят Россию, чтобы получить вид на жительство, чтобы иметь возможность поехать, чтобы не быть нелегалами. Там я нашел Фаруха и его семью. В советское время они были успешными людьми. Мама – юрист по профессии, отец – экономист. У них есть дом в центре Душанбе, рядом с президентским дворцом. Небольшой, но хороший. И, тем не менее, они уехали в Москву и живут здесь в строительном вагончике. Я сначала снимал Фаруха, а когда его посадили – его маму и младшего брата. У фильма мог быть и другой герой, но так совпало, что у Фаруха выпал такой драматичный момент в его жизни.

Некоторые режиссеры документального кино сначала придумывают историю, а потом воплощают ее на экране с помощью своих героев. Но эта история, порой, меняется под воздействием обстоятельств. Как менялся Ваш фильм от задумки до реализации?
Очень сложно в документальном кино изначально прописать сюжет. У меня от первоначального сценария сохранилась форма, первоначальная дистанция и угол зрения. У мигрантов все очень динамично происходит. Кого-то сажают в тюрьму, кого-то депортируют. У кого-то сносят дом, который построен нелегально, они обломки перетаскивают в другое место, из этих остатков собирают новый. Прописать это все невозможно, и, наверное, неправильно, потому что жизнь богаче сюжетами. Нужно просто пытаться их увидеть в жизни и снимать, как законченную историю.

Фильм принимал участие в АртДокФесте. Как его принимали?
Очень хорошо принимали, смеялись там, где это казалось смешно. Все контексты считали и бала хорошая беседа минут на сорок. Кроме этого мы участвовали в европейских фестивалях, и там зрителей интересовало, собирается ли наш герой ехать в Европу.

Если говорить о европейских фестивалях, то для этой части света тема мигрантов особенно актуальна сейчас. Как европейцы смотрели фильм?
У меня сложилось ощущение, что все понимают контексты жизни мигрантов. И, наверное, для мигрантов в России и Европе этот контекст очень похож. В Европе очень боятся, что и наши мигранты все поедут к ним. Но у таджиков больше советского сознания, поэтому они едут в Россию. На Украину сейчас нет смысла ехать — там денег нет, ездят в Казахстан работать.

Что оказалось главной сложностью при производстве фильма и, возможно, угрожало тому, чтобы проект вообще состоялся?
Были неожиданности, но я считаю, что нужно следовать за событиями, а жизни, которая преподносит сюрпризы, нужно доверять. После нескольких месяцев съемок главного героя посадили в тюрьму с неизвестным результатом. А потом его неожиданно по амнистии выпускают на свободу. Но в то время, пока он сидел в тюрьме, я сосредоточился на его семье и то время, пока Фарух был в заключении, я очень сблизился с его семьей, ездил с ними на суды, помогал. Мы вместе все проживали и переживали, и это позволило войти в их внутреннее пространство и стать их другом. Я долго искал героя, по Таджикистану поездил, бывал в кишлаках, где остались одни женщины и дети. И они научились существовать без мужчин.

Можно ли отнести это кино к фильмам, которые нельзя было не снять?
Эта проблема меня, в первую очередь, сильно волнует. Я много ездил по Средней Азии, и меня задевает то, как с ними обращаются здесь. Не важно, откуда они, из Узбекистана, Таджикистана или Пакистана. К ним относятся, как к людям второго сорта. А когда ты туда приезжаешь, тебя принимают, как дорого гостя. 9 мая они там празднуют куда искреннее, и боль, которая должна присутствовать по поводу событий, которые празднуются в День Победы, у них проявляется в гораздо большей мере, чем в нашем официальном контексте. Они себя не видят себя отдельно от России. Для них не было распада Советского Союза. Мне хотелось увидеть немного нас их глазами. Я вот только что зашел в магазин, а там двое мигрантов что-то покупали. Так вот, только за то, что они другой национальности, на них наорала какая-то бабушка, хотя они вели себя очень культурно. Как сказал мне один ФМС-ник, который мне помогал, я никогда не смогу больше их называть «чурками». И это правда, язык не поворачивается. В Узбекистане древняя культура, интеллигентнейшие люди в своей массе. У них тоже происходят перемены. Интеллегентные люди из городов приезжают в Россию, а в города приходят люди с гор. А в Таджикистане очень активно сейчас распространяется ислам. Мало кто об этом знает, что на юге страны сейчас часто поднимаются черные флаги ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация, — прим.), а когда человек идет на базар покупать продукты, ему еще от исламского государства подарок. А поскольку там чудовищная коррупция и тоталитарный режим, ИГИЛ для них — это, в своем роде, борьба за свободу. Многие ведь уезжают сюда именно потому, что Россия оказывается им ментально ближе, чем то, что там сейчас происходит. Поэтому для меня это больная тема.

Что такое, по-вашему, настоящее кино?
Мне кажется, правдивое, невыдуманное, реальное, которое близко тебе по жизни. В котором нет той меры условности и надуманности. Кино может быть игровым документальным, иметь форму и жанр. Но когда ты с первого кадра видишь — настоящее оно или нет. Наверное, должна быть какая-то боль, включенность стопроцентная, у людей, которые делают этот фильм, ощущая невозможность этого не сделать.