Интервью с Иваном Вырыпаевым о фильме «Спасение»

filmz

Режиссер Иван Вырыпаев рассказал о том, как возникла идея его нового фильма «Спасение», о съемках на высоте 3500 метров и о том, почему российскому зрителю будет интересна польская героиня.

Расскажите, пожалуйста, каким образом к вам пришла идея этого фильма?
Я увидел реальность этих событий. Действительно, существуют христианские миссии у католической церкви. Существуют они в разных странах мира, в труднодоступных районах тоже. Например, я узнал, что в Гималаях есть такой собор, храм, на высоте 4500 метров, в Тибете находится христианская миссия. Это было давно, лет пять или шесть назад родилась идея этого фильма, я тогда подумал о том, как сочетаются разные культуры, религии. Дело в том, что, оказывается, сегодня это самая актуальная тема. Все проблемы, которые мы видим — война, кризисы, непонимание, — из-за того, что происходит очень мощная состыковка культур, которой не могло быть раньше просто технически. Люди не могли перемещаться, не перемещалась информация. Мне показалось это интересным, в том числе по фактуре, когда я увидел в своей голове, как эта монахиня в своем католическом облачении идет вдоль совершенно другой стихии, у меня и родился этот фильм. Это реальность. Наша история вымышленная, но на самом деле таких случаев очень много, и пока мы снимали фильм, мы встретили там монашек и из Австралии, и из Канады. Наша героиня — из Польши.
Довольно-таки экстремальные условия: 4500, кислорода не хватает. Как себя чувствовала съемочная группа?
Мы не смогли бы снимать в китайском Тибете, поскольку это оккупированная Китаем территория. Поэтому мы снимали в Тибете на территории Индии, это место называется Ладакх. Там тоже всё похоже по ситуациям, и это тоже высоко, 3000-3500. У нас у всех была горная болезнь, первую неделю мы не снимали, лежали, нас всех рвало. Прошли через это. В сюжете нашего фильма тоже это есть, как героиня приезжает, как ей становится плохо и так далее.
Помимо горной болезни, как обстояли дела с погодой? Сюрпризы были?
Там так красиво. Я там три раза был: в первый раз искал натуру, во второй раз ездил уже договариваться о съемках и искать актеров, а в третий раз — уже снимать. Часть моего сердца осталась там, потому что там очень красиво, настолько мощная энергия, каждая капелька воздуха пронизана бодрящей силой. Было нам и холодно, потому что мы приехали пораньше, в мае. Но это такие съемки, на которых ты не можешь не отдыхать. Ты снимаешь и одновременно ты очарован тем, что ты снимаешь. Вся съемочная группа каждый день переживала какой-то подъем. Помню, мы снимали восход солнца. Мы пришли в темноте в горы, есть у нас в скалах эпизод. Мы поставили камеру на штатив, а когда солнце начало всходить, это было так красиво, что никто не смотрел в камеру, даже оператор. Только одна актриса играет, а вся группа наблюдает за рассветом. Это Гималаи, крыша мира, по сути. Это очень впечатляюще.
По визуальным решениям как новый фильм отличается от ваших предыдущих работ?
Отличается. Я же начал снимать фильмы, совсем не умея снимать, поэтому мое продвижение по кинематографу одновременно связано с тем, что я начинаю что-то понимать про это. В первом фильме я совсем ничего не понял, во втором — чуть-чуть, потом третий… Этот фильм, наверное, более зрелый по кинематографическому решению. Я уже всё понимал, знал, что там по камере. Здесь куда больше чего-то осознанного. Если в ранних фильмах было больше случайного, кроме «Танца Дели», где уже более-менее что-то выстроено; то здесь уже сознательно примененный киноязык, выверенный, с монтажом. Это более профессиональная работа.
Понятно, что роль писалась для вашей супруги. Как она всю эту историю переживала?
Она не сыграла эту роль. Моя супруга Каролина Грушка должна была играть эту роль, когда мы это всё придумывали, но случились обстоятельства, которые изменили наши планы: за это время у нас родилась дочка. Соответственно, на момент съемок нашей дочке было два года, врачи не разрешали ей подниматься на такую высоту, а оставить ее на два месяца мы не могли. Поэтому я стал искать другую актрису. Моя жена тоже сыграла в этом фильме в эпизоде. Мы спустились ниже и сняли этот эпизод на небольшой высоте. А там, на большой высоте, играла Полина Гришина, и я бесконечно этому рад. Я даже считаю, что она лучше подходит на эту роль, чем моя жена Каролина. Мы с ней тоже об этом говорили, никаких у нее нет ни расстройств, ни обид, потому что действительно оказалось, что Полина очень хорошо подходит на эту роль. Ее все принимают за польку, она действительно жила в католическом монастыре, занималась там, изучала. Она очень достоверно играет.
Каково это — возвращаться на «Кинотавр», с которого, собственно, началась ваша кинокарьера?
Я был на каждом «Кинотавре». Там были все мои фильмы, кроме «Танца Дели», который был взят на конкурс фестиваля в Риме, и из-за этого мы вынуждены были отказаться от участия в «Кинотавре» и очень жалеем об этом. Так что это возвращение блудного сына домой, который однажды изменил и теперь возвращается к жене или мужу, кому как удобно. Действительно, «Кинотавр» — наш родной фестиваль, главный фестиваль в нашей стране, который может дать хороший старт фильму в России. И этот мой фильм — сделан абсолютно для России, для русского зрителя, но, когда мы его презентуем, возникает вопрос: а зачем русскому зрителю католическая монашка из Польши? Но это именно для русского зрителя, наиболее интересным он будет именно русскому зрителю, а уже на втором месте он для европейского зрителя и совсем неинтересен он будет польскому зрителю. Ну, менее интересен, скажем так. У них уже есть свой фильм про монашку, он только что получил «Оскар». Для нас это будет интересно, потому что, снимая, я думал только про Россию, про те проблемы, которые есть в нашей стране. Это именно про систему коммуникации. Мне как раз понадобился нерусский персонаж, чтобы увести это из контекста прямого разговора и перевести в контекст метафорического разговора.
И заключительный вопрос: что такое настоящее кино?
Я не знаю, что такое настоящее кино. А просто настоящее — неважно, кино или нет, — это такой момент, когда приходит понимание того, что происходит. Главное, когда ты смотришь и показываешь, — когда происходит понимание того, что ты смотришь, зачем ты это смотришь и что тебе хотят сказать. То есть, у тебя случается контакт. Вот это контакт и есть самое главное, он либо есть, либо его нет, и он может быть только в настоящем, а не в будущем и не в прошлом. Это самое важное. Мне кажется, если это неважно, то кино это или живопись, не имеет значения.

Все новости