Интервью с Александром Войтинским о фильме «Призрак»

filmz

Мы расспросили режиссера Александра Войтинского о его новом проекте «Призрак», о том, почему он решил не создавать очередного супергероя, а также узнали о новом направлении, которое режиссер надеется покорить.

Александр, в фильме Ваня Кузнецов спрашивает Гордеева: «Юра, почему самолеты?». А я спрошу: Саша, почему всё летает? И машина в «Черной молнии», и теперь самолет в «Призраке»?
Для меня самого это только недавно стало открытием: оказывается, у меня есть такая внутренняя потребность куда-то рваться, все время идти вперед и мечтать о будущем. Для меня будущее — это как религия. Я верю в него и ради него живу. При этом я могу иногда забывать о каких-то бытовых вещах: какая была погода, что произошло накануне или в каком году я познакомился со своей женой.

Когда мы ставим героя в экстремальную ситуацию как в фильме «Призрак», в которой он себя неуверенно чувствует, тогда и начинается драматургия, отношения, конфликты, у героя появляется выбор — как преодолевать эти проблемы, что делать? Полет помогает обострить жизненные проблемы и придать масштаб, весомость, увеличивает интерес для зрителя. Мой следующий проект «Кентавр», над которым мы работаем вместе с Сергеем Сельяновым, — тоже о летающем герое. «Кентавр» — это не машина и не птица, это живое существо, которое способно преодолевать законы физики, идти вслед за мыслью.
Главные герои «Призрака»
Про идею спрашивать не буду, понимаю, что это коллективный разум, а вот что касается «Черной молнии» — она была этакой нашей версией «Человека-паука», попыткой создать супергероя. Здесь от создания супергероя вообще отстранились, сделали простого паренька, который сел за штурвал самолета, пусть и с помощью ментора-призрака. Можно ли это назвать работой над ошибками «Черной молнии»? Каким образом от истории про парня в черной «Волге» пришли к мальчику за штурвалом белого, фантастического, не существующего в природе летательного аппарата?

Фильм «Черная молния» можно сравнить с первыми детскими шагами. Несмотря на то, что это был огромный и амбициозный проект, это был мой первый фильм. Я вскочил на коня своих амбиций и смело поскакал, особо не задумываясь. А «Призрака» я больше связал со своей жизнью, своими переживаниями, какими-то реальными проблемами, в том числе и семейными. Раньше я не обращал на них внимания и в кино поворачивался к ним спиной. Когда я приступил к работе над «Призраком», то впервые подумал о том, что ведь это же те самые вопросы, на которые нет ответов ни у меня, ни у моих друзей. Или есть, но они все разные. Ответы на эти вопросы невозможно найти в социальной сети. И я вдруг понял, что это и есть то, чем должен заниматься режиссер кино. Он должен ставить перед собой реальные вопросы, которые всегда будут волновать людей, ломать их изнутри, но при этом обязательно находить и давать людям ответы! И поэтому я внутренне развернулся к этой теме. Она мне очень близка, поскольку я знаю, чем она наполнена. Мне кажется, что в этом и заключается секрет успеха: наполнить историю реальным содержанием, реальной болью, эмоциями, которые будут понятны всем.

В «Черной молнии» было важно то, как студент распорядится необыкновенной возможностью, которая у него внезапно появилась. Это была немного абстрактная, холодноватая история, декоративная, как комиксы. В «Призраке» мы сопереживаем герою, а добавление фантастики и призрачных эффектов помогают раскрасить эти простые, земные проблемы, которые в реальной жизни существуют у многих, и у меня в том числе.
Всё начиналось с летающей «Волги» (кадр из фильма «Черная молния»)
Что касается персонажа Трескунова. Я понимаю, почему мальчишка заикается — потому что он живет с такой мамой, в комнате с клетчатыми обоями с крупным рисунком. Господи, неужели такие дома существуют не только в фильме «Бабадук»?
Да, конечно, существуют. Его мама еще и построила как солдата, и подавила. Заикание — это метафора затравленного, забитого, уничтоженного человека. Но он совершает Поступок и выходит на другую ступень. И мы тем самым передаем зрителю сообщение: тот, кто слаб, может стать сильнее. Я наконец-то начал понимать, что такое драматургия. В фильме несколько ключевых героев, и у каждого своя линия, и они, взаимодействуя друг с другом, вдруг выходят каждый на какие-то свои финалы. Мама, которая довела сына до отчаяния. Она прессовала парня и не понимала, что своей чрезмерной опекой и любовью провоцирует у ребенка заикание. Нет, она не плохая. Просто она не понимала, что своим давлением его уничтожила. Роль мамы исполнила Ксения Лаврова-Глинка. Огромное спасибо ей за невероятную игру. Она потрясающая актриса и сама мать, поэтому очень хорошо понимала свою героиню.

И с Геной то же самое — это почти библейская история. Гена, очень любивший своего друга, его предает. Условно говоря, это линия Иуды и Христа. Иуда очень любил Христа, но он его предал, и не понял сам, как это произошло. Черт дернул. Он это сделал, думая, что он прав. Причем у Гены было даже больше оснований, чем у Иуды, хотя бы потому, что Юра — далеко не Иисус Христос, и во многом виноват в том, что Гена наконец-таки восстал против своего друга-лидера. Но, совершив возмездие, Гена сошел с ума. Однако мы делаем это настолько комично, что никому не приходит в голову, что он сошел с ума. Все просто ржут. Но в тот момент, когда Гена получает свои тридцать сребреников, он неожиданно от всего отказывается, зачем-то присягает своему другу, хотя никто этого от него не требует, и никакого друга уже нет. Любовь оказывается ему дороже всего на свете. По-моему, это самая красивая и самая сильная сцена. Гену блестяще играет актер Ян Цапник. Его роль самая смешная, но при этом и самая пронзительная.
Ян Цапник в роли Гены
Очень помог с этой сценой композитор Ваня Бурляев. Сначала он ее иначе решил озвучить, мы с ним долго спорили, и я никак не мог его убедить. И вот я еду в машине, и вдруг Иван присылает новую музыку, пишет: «Послушай». Я останавливаю машину, прижимаюсь к обочине, слушаю прямо из почты, представляю сцену, и слезы начинают сами литься из глаз — так гениально точно написана музыка! И сразу пишу ему СМС: «Ваня, всё, я плАчу, спасибо».

Часто так бывает, что вторые линии, вроде, незаметны, но они дают жанр, наполнение. Нужно было найти таких актеров, которые сыграют все как по нотам. Получилось. Нашел. И открылся второй фронт. Если вернуться к «Черной молнии», то в каком-то смысле это противоположное решение. Там я не уделил внимания линиям героев. Потом было много обратной связи с аудиторией, многие пеняли, говорили про Человека-паука и так далее, и из этого я понял, что недооценил важность отношений, что людям калька отношений уже не интересна. Хотя я-то думал, что будет интересно — там Паук, здесь машина, у которой есть история из нашей советской эпохи, это же всё по-другому. Но нет — все равно важны человеческие отношения, а раз так, раз аудитория требует и для нее это актуально, значит, надо в эту сторону поворачиваться. Вот я и повернулся. Идеально, конечно, все совместить — и аттракционы и отношения, но не знаю, получится ли. Кто у нас сильный режиссер? Нолан, например, в Бэтмене. Там значительные человеческие линии, они интересные, глубокие.

А зритель уже наелся глянцевыми картинками, его интересуют отношения. Тот же самый «Интерстеллар», в котором, может быть, где-то не хватает души, об этом можно спорить, но народ уже идет в кино за переживаниями, а не только за картинкой.

Вот для меня это и есть то направление, которое я надеюсь покорить. Оно очень новое, амбициозное, в нем очень много будущего и много человека, и к этому сочетанию — «человек и будущее» — я и буду стремиться. Пока я, конечно, в начале пути.

Все новости