Интервью с Андреем Стемпковским: «Я пытаюсь понять, обезьяна я или не обезьяна»

filmz

Мы встретились с Андреем Стемпковским, картина которого «Разносчик» в этом году участвует в конкурсе «Кинотавра». Андрей рассказал нам, почему старается в своих фильмах не использовать музыку, а также попробовал найти разницу между продюсерским и авторским кино.

— Андрей, вы сняли кино про преступление и наказание в современных формах. На ваш взгляд — может ли в реальной жизни человек совершить убийство ради другого человека, а не ради себя, не ради собственного блага?
— Я считаю, что человек вообще может совершить убийство, практически в любой ситуации. В убийстве, на самом деле, познается культура человека, если угодно. Тут неважно, есть ли этому какое-то банальное объяснение. Я вот, например, делаю сейчас следующий фильм, где будет много убийств. И у всех у них не будет никакой причины на том уровне обывательского сознания, которое требует этих объяснений.
— В своих фильмах вы сознательно избегаете использования музыки?
— Я избегаю использования фоновой музыки и специально написанного саундтрека прежде всего потому, что этого требует материал, и, может быть, потому, что я поставил себе такую формальную задачу, которая соответствует более общим задачам моего кино. Я пошутил как-то, в каком-то интервью процитировал фразу одного из известных режиссеров, который сказал, что с музыкой и обезьяна снимет кино. По-моему, хорошая шутка. То есть, я пытаюсь понять, обезьяна я или не обезьяна. Пока непонятно.
— После короткого метра это ваш второй фильм, который вы снимаете с продюсерами. На ваш взгляд, авторское кино, режиссерское кино и продюсерское кино могут существовать как единое целое?
— Это зависит от того, что называть продюсерским или режиссерским кино. Если иметь в виду такое простое толкование, что в режиссерском кино решения принимает режиссер, а в продюсерском — продюсер, то, конечно, это совершенно разные фильмы, потому что коммерческий кинематограф живет по совершенно другим законам. Там есть схемы, которые должны отрабатываться. Это не хорошо и не плохо — просто так есть. Это кино, подчиненное определенным условностям. Оно должно быть успешным. Авторское же кино может не быть успешным. Продюсерское кино должно окупать себя, в идеале. Понятно дело, что в нашей стране с продюсерским кино дела обстоят совершенно иначе, но, по идее, продюсерское кино — это коммерческий проект. Авторское кино не подчинено этим задачам. Оно подчинено задачам искусства. Оно действует на другом поле. Поэтому продюсерское и авторское кино — это совершенно разные истории.
— Свою работу вы относите к какой категории?
— То, что я пока снял, а это не так много, два фильма всего, это, конечно, режиссерские фильмы.
— А новый проект, который с большим количеством убийств?
— Его, наверное, тоже можно отнести к авторскому, режиссерскому кино. У меня есть и другие проекты, в том смысле, что есть интересные коммерческие предложения, и это мне тоже интересно. В каком-то смысле с коммерческим кино хорошо играть. Мне хочется с ним играть. Но это скорее мои собственные мальчишеские желания. Там можно отточить какие-то вещи. Но все-таки коммерческое кино для меня не несет столь серьезного посыла, как авторское. Оно сделано по-другому. Оно может быть интересным, оно может быть прекрасным, оно может быть очень талантливым… Но у него другие задачи. Оно на другом поле.
— И последний вопрос: что такое, на ваш взгляд, настоящее кино?
— Тут вопрос, опять же, понятийного инструментария. Слово «настоящее» что подразумевает? Каков критерий «настоящести»? Что такое «кино» для меня? Это кино, в котором есть магия, к котором есть вещи, которые не объясняется вот этими вопросами, которые вы мне задаете, которое не имеет прямых и однозначных трактовок. Это кино, в котором еще осталось волшебство, утраченное нашим миром, к сожалению, почти полностью.

Все новости