Даже странно, что ни один американский канал еще не погнался вслед за AMC, хотя «Ходячие мертвецы» бьют один рекорд за другим. Зато европейские телевизионщики не стесняются заигрывать со смертью: поздней осенью французский Canal+ показал «На зов скорби*», а теперь на BBC Three вышел «Во плоти*». Впрочем, ни тот, ни другой сериал не назовешь калькой с «Ходячих мертвецов». В отличие от Киркмана и разменных шоураннеров с AMC, их авторы отступили далеко от устоявшегося жанрового канона: конец света, если он вообще случился, остался где-то за кадром, а зомби — хоть и мертвые, но люди, а не мычащие хищники. С одной стороны, в этом есть что-то жульническое. Однако богатая аллегоричность европейских «постзомби» не позволяет обвинить Canal+ и BBC Three в том, что они подсовывают подделку.
События «Во плоти*» разворачиваются спустя четыре года после того, как 140 000 британцев восстали из мертвых и изрядно попортили демографическую картину Соединенного Королевства. Армия и народное ополчение смогли остановить нежить, а ученые разработали препарат, который возвращает некоторым зомби рассудок и отбивает тягу к поеданию мозгов. Те, кто восприимчивы к терапии, приходят в себя в реабилитационном центре, а позже отправляются домой. С собой им дают пестрые брошюры, а также упаковку контактных линз и банку тонального крема, чтобы те не смущали соплеменников своими подгнившими физиономиями. В духе толерантности зомби, возвращенных в лоно цивилизации, велено называть больными синдромом частичной смерти, специальным актом им вернули часть гражданских прав, для них открываются группы психологической поддержки.
Впрочем, в глубинке на бледных земляков смотрят косо и зовут не иначе как «гниляками». Ополченцы все еще отлавливают в округе упырей и предпочитают тут же с ними расправляться, а не сдавать госорганам. В Рортон, что в графстве Ланкашир на севере Англии, с проповедью о терпимости как-то пожаловал министр — местные закидали его яйцами. Сюда же приезжает субтильный, по-«сумеречному» миловидный и печальный подросток по имени Кирен (эту роль исполняет Люк Ньюберри). У Кирена столько стигм, что родной дом для него — как крест на Голгофе: он гей, самоубийца и зомби, а вдобавок косвенно виновен в гибели возлюбленного, который сбежал от своих чувств на войну. Показаться на улице страшновато: могут поколотить или, чего доброго, линчевать; а беседы с родителями и сестрой не клеятся.
Быть зомби тяжело. Вернув мертвецов в общество, Митчелл превратил их в идеальный объект ненависти. Хотя исследователи не выяснили природу воскрешения, молва гласит, что зомбификация — последняя стадия заразного телесного недуга, прямо как СПИД: достаточно одного укуса, и уже не вылечишься. У восставших покойников неодолимая зависимость, как у наркоманов, отчего они сходят с ума. С другой стороны, безумная плотская тяга к себе подобным — очевидный гомосексуальный мотив. Чумазые зомби слоняются без дела и паразитируют, как бомжи. Наконец, они пришельцы из страны мертвых, нелюди, чужаки с дикими нравами, которые лишь по совпадению принадлежат к тому же биологическому виду, что и обыкновенные британцы.
С помощью конфликта живых и мертвых Митчелл формулирует не общечеловеческую, а национальную проблему. «Во плоти*» — как запись лобового краш-теста британского социума, пропитанного ксенофобией и обуреваемого призраками фашизма. Народу, который изобрел концлагеря, достаточно амбарного замка, чтобы переделать спортивную площадку в тюрьму. Чуть что — стоит пройтись по соседям, и наберется отряд штурмовиков. Дома, где живут враги, надо пометить краской: зеленая аббревиатура — та же желтая звезда.
Однако от серии к серии Митчелл все глубже вязнет в скучных частностях. Надорвавшаяся ткань социального становится фоном для личной драмы героев, и сериал медленно глохнет. Изначально в сюжете вообще не было зомби: Митчелл задумал «Во плоти*» как историю о подростке, который выходит из психбольницы и расхлебывает последствия своего нервного срыва. Эта линия осталась, просто автор сгустил краски, но повсюду развешанная мертвечина помешала Митчеллу подобраться к ней. Потому развязка в конце сезона — как гром среди ясного неба: ничто ее вроде бы не предвещало. Кроме того, заметно, что Митчеллу недостает опыта: его персонажи — чересчур плоские, схематичные, чтобы быть интересными самими по себе. Зато они вполне годились для разговора об отвлеченных понятиях, каким поначалу представлялось это шоу.
Словом, «Во плоти*» — тот редкий случай, когда случайная находка затмила исходную — в общем-то, ерундовую — идею. И будь Митчелл прозорливее и сноровистее, из этого могло выйти что-нибудь дельное.
