Прошлые фильмы по «Озу» были сняты еще в начале прошлого столетия. Как сильно изменилась атмосфера фильмов по сравнению с новым «Озом» и как изменились зрители?
— Я в первую очередь пытался передать дух классического фильма 1939 года, чтобы он ощущался и в нашей картине. Когда я смотрел тот фильм, я ощущал любовь, чувствовал, что он меня трогает. Когда Дороти с друзьями приходит к волшебнику, у меня возникало чувство завершенности, ощущение, что в каждом из нас есть то, что в конечном итоге позволяет нам сделать все для того, чтобы быть полноценными и счастливыми. И, что важнее всего, когда в конце фильма она прощалась со всеми остальными, было очень грустно, когда она вернулась домой и поняла, что все они стали частью ее жизни. Это ощущение того, что любовь вечна, произвело на меня ошеломляющий эффект. Я тогда был совсем мальчишкой, и эта история отозвалась во мне в очень положительном ключе, и я попытался воскресить то удивительное чувство и вложить его в нашу картину. Что касается зрителей, я не знаю, насколько они изменились, потому что не знаю, какими они были тогда. Не имею ни малейшего представления.
Почему именно Джеймсу Франко досталась главная роль, а, например, не Джонни Деппу.
— С Джонни Деппом я разговаривал, но его это не заинтересовало, и он занялся другим фильмом. Что же до Джеймса Франко, то я счел его подходящим для этой роли, потому что был знаком с ним еще со времен «Человека-паука», мы достаточно близки и очень хорошо общаемся друг с другом, а для режиссера очень важно иметь крепкий контакт с актером. Ведь твоя задача — сделать так, чтобы зрители поверили всему происходящему, и вот эти моменты истины тебе приходится находить постоянно, потому что зрители верят в фильм только тогда, когда видят их на экране. Приходится много говорить об этом, раскрываться, вкладывать свой собственный жизненный опыт, чтобы добиться абсолютной искренности и честности, и тогда, когда сам объясняешь что-то, и когда говоришь о чем-то с актером. Близкие отношения с Джеймсом очень помогли в этом смысле.
Сэм Рэйми и Джеймс Франко на съемках
А почему вообще появилась идея сделать приквел?
— Идея была не моя. Я прочитал сценарий. А согласился поставить фильм я потому, что этот сценарий, по сути, рассказывает историю эгоиста, который в глубине души — хороший человек. И когда ему приходится стать опекуном фарфоровой девочки, которая относится к нему как к отцу; когда завязывается дружба между ним и обезьянкой, помогающей ему на его нелегком пути; и особенно когда он понимает, что хочет стать достойным любви доброй волшебницы Глинды, он меняется, начинает реже думать о только о себе любимом. И мне показалось, что историю эгоиста, который перестает быть эгоистом, стоит рассказать. Поэтому я и согласился снимать этот фильм.
НК: Сэм, вы начинали как независимый режиссер, сняв малобюджетный хоррор «Зловещие мертвецы». А не так давно вы сделали один из самых дорогих голливудских фильмов «Человек-паук: Враг в отражении». Что вам как режиссеру дает больше возможностей — крупный бюджет от студии или независимость как кинематографиста?
— И то, и другое дает много возможностей. Работая на крупнобюджетом проекте, таком как «Человек-Паук», я могу нанять лучших актеров, лучшую съемочную команду, новейшее оборудование, лучшую технику, крупнейших мастеров по спецэффектам, а когда Дэнни Эльфман пишет музыку, заполучить оркестр из двух тысяч профессиональных музыкантов. То есть, в моем распоряжении самые лучшие киноинструменты. Над фильмом трудятся тысячи человек, а я как будто режиссер самого лучшего симфонического оркестра, который только можно купить за деньги. А когда снимаешь кино наподобие «Зловещих мертвецов», никто не говорит тебе, что делать, ты сам по себе и от тебя в фильме остается куда больше. Ты делаешь все исключительно сам. То есть, мне приходится что-то там делать с освещением, с кинокамерой, и хоть я и не так хорошо это делаю, как профессионалы, но зато сам. Отдача куда больше. Это как сравнивать дирижера и музыканта, который играет сам. В этом разница. Возможностей хватает в обоих случаях, преимуществ и недостатков тоже.
Волшебный мир страны Оз
Скажите, пожалуйста, какие конкретно указания вы даете актерам? Делай то, например, но не делай это...
— Типичный пример того, как мы работаем с Джеймсом Франко: есть сцена в канзасском цирке, в которой он обманом забирает у приятеля деньги. Он вообще не очень хороший человек, этот герой: он эгоист, свинтус, и он забирает у друга деньги. Но вся штука в том, что он не просто воришка, сердце у него доброе, просто он сбился с пути. И я сказал Джеймсу вот что: когда ты все это проделаешь, остановись на минуту и подумай о том, что именно ты сделал. Осознай, что ты обманул своего друга, но потом отбрось эту мысль и думай только о деле. Я говорил Джеймсу: не забывай о том, что у Оза доброе сердце, и тогда зрители будут сопереживать ему. Если ты просто обокрал своего друга, то никто не захочет смотреть кино про такого человека. Но если сохранить эти проблески совести, зритель будет шептать: «Да ты чего, не надо, ты же не такой!» Он захочет, чтобы герой исправился, и тогда в существовании фильма будет смысл, ведь Оз в конечном итоге становится лучше. Вот об этом мы периодически с Джеймсом разговаривали.
А с девушками?
— С девушками? Например, Глинда. Мишель, скажем, говорила: я не уверена, что она поступает хорошо, когда обманывает свой народ, говоря, что Оз — волшебник. Разве Глинда стала бы лгать своему народу, спрашивала она, только потому, что им нужен был кумир? Действительно ли она такая хорошая? И я ей тогда ответил так: он действительно волшебник, просто он не настолько дорос до этого состояния, насколько мог бы. Глинда видит в нем лучшее, видит, что однажды он таковым станет. Может, это и не тот Мессия, которого они ждали, но это как бы ранняя версия этого Мессии, дошкольник, который еще ничему не научился. Если ты будешь о нем думать именно так, говорю я Мишель, то ты не будешь врать своему народу.
Насколько сильно изменился фильм в конечном итоге в сравнении с тем, каким вы его задумывали в начале?
— Знаете, все специфические аспекты фильма оказались совсем не такими, какими я их себе представлял, потому что в создании картины участвовало много художников, актеров, все они привнесли что-то свое — кто-то цвета, кто-то характеры, кто-то — поступки. Но то чувство, которое пробуждается после того, как фильм заканчивается, — это любовь, а я ведь именно этого и добивался. Добрый человек получает возможность стать таким, каким он надеялся стать; вот это — на сто процентов то, чего я хотел. Так что в деталях почти все получилось по-другому, но в главном все осталось как надо.
кадр из фильма «Оз: Великий и Ужасный»
Откуда взялась идея про фарфоровую куколку?
— Это из оригинальных разработок Фрэнка Баума, это он придумал. Он придумал Фарфоровую деревню, Фарфоровый город и жителей, которые тоже были из фарфора. Оживила эту героиню актриса Джои Кинг. Она очень уязвима, но при этом обладает большим запасом отваги и любви, и такой контраст произвел на меня впечатление. У такого хрупкого существа такое большое сердце.
Если сравнивать фильм с ребенком, в рождении которого вы принимали участие, есть ли у вас любимчик среди ваших детей-фильмов?
— Надо сказать, что я именно как детей их и воспринимаю. Некоторые из них хулиганят, ведут себя плохо, но... Выбрать очень сложно, я не могу, ведь вы же сами сказали: это мои дети. Каждый появился на свет благодаря многим дням работы с актерами, с операторами, другими людьми, которые выкладывались полностью ради них. Очень тяжело выделить кого-то из их.
НК: Этот фильм сделан с большой любовью к старому кино. Если бы у вас была возможность снять кино сейчас, но с использованием прежних технологий, какую из тех, что применялись в старом кино, вы бы выбрали? Technicolor или что-то еще? Не обязательно этот фильм, а вообще любой.
— Я бы снял два фильма. Один из них — обязательно с использованием Technicolor, это самые красивые фильмы на свете. Гораздо красивее современных. Насыщенные, изящные, хрупкие. А еще мне бы хотелось снять черно-белый фильм, я очень люблю эту монохромную контрастность, потрясающую детализированность черного цвета, серебристый цвет, которого было столько, что даже современная цифровая фотография не сравнится с чистотой, характерной для черно-белого кино. Вот такие фильмы я бы снял с удовольствием.
Общение за круглым столом подошло к концу, режиссер со всеми попрощался, но не задать еще один вопрос ему было неправильно.
НК: Сэм, а как обстоят дела с проектом «Тень*»?
— Уже никак, права вернулись к прежним владельцам, и я никакого отношения к нему больше не имею.
