Первое, на что обращаешь внимание в титулованном фильме Ханеке — это хирургически точный монтаж: рациональный, просчитанный, насквозь перфекционистский. Спасатели вскрывают квартиру. Один из них, прикрыв ладонью лицо, бежит открывать окно. Ветер вздымает занавески. Камера медленно плывет в сторону спальни, где лежит окоченевшее тело немолодой женщины. Тебе хочется отвести глаза, но не успеваешь. Ровно через долю секунды экран заливается черным. В центре наплывшего на глаза мрака — лаконичный белый титр: «Любовь». В этот момент ты невольно ежишься в кресле, а по спине пробегают первые мурашки. Раскрывая все карты сразу, режиссер намеренно избавляет тебя от лишней суеты, сопряженной с неуместными тут гаданиями, чем кино закончится. «Любовь» начинается и заканчивается смертью. Точка. То, что посредине — довольно насыщенные два часа, где умещаются несколько месяцев из жизни хозяев квартиры, милых парижских буржуа, Жоржа (Трентиньян) и Анны (Рива). Они — пожилая семейная пара, бывшие преподаватели музыки, посвятившие свои жизни друг другу. Однажды за завтраком Анна замрет в кататоническом ступоре. Жорж побежит за врачом, а его жена тем временем очнется и как ни в чем не бывало продолжит намазывать тост джемом. Врачи диагностируют женщине инсульт.
Операция, что пройдет с осложнениями, приведет Анну к параличу правой стороны тела. Впереди — инвалидное кресло, равнодушные сиделки, осознание своей беспомощности, страшный стыд, неконтролируемая злоба и медленное угасание. Несмотря на все вышеперечисленное, наверное, будет нелишним отметить, что своему названию картина при этом соответствует на двести процентов. Голливуд приучил всех нас видеть любовь в виде героического преодоления себя и окружающих. Наплевав на гордость, персонажи каждого второго американского фильма мчатся в самый последний момент на вокзал, чтобы сказать своей половинке важные слова. Для Ханеке все это — пустое. На примере Жоржа и Анны он рассказывает историю людей, которые давным-давно прошли тот жизненный этап, когда необходимо что-то кому-то доказывать. Герои этой камерной ленты совсем не говорят о любви. Их чувство — вне мелодраматического жанра, вне привычных представлений о морали и нравственности, вне уголовного законодательства, раз уж на то пошло. Пока Анна теряет контроль над телом и разумом, Жорж просто любит, искренне и самозабвенно, не прося ничего взамен. Истинное чувство не способно перегореть. Даже в тот момент, когда в дверь стучится смерть, для влюбленных она ничего не завершает. Здесь, скорее, наоборот — смерть освобождает из тюрьмы, в которую, по мнению Ханеке, может превратиться не только твоя уютная квартира, но и твое собственное тело, что, разумеется, во много, во много раз неприятнее.
«За холмами» выдающегося румынского режиссера Мунджиу («4 месяца, 3 недели и 2 дня») в некотором смысле тоже про любовь. В центре сюжета этой пронзительной драмы — история двух молодых девушек. Обе росли в сиротском приюте, были дружны и неразлучны, но потом, как это часто бывает в жизни, разошлись по разные стороны. Войкица нашла себя в вере и ушла в монастырь. Алина сперва попала в приемную семью, затем уехала в Германию, где работала официанткой. Фильм начинается с того, что, вернувшись в Румынию, Алина решает во что бы то ни стало вернуть лучшую подругу, без которой все это время ей было нестерпимо печально. На предложение бросить все и поехать на заработки кроткая Войкица шепчет, что дом ее теперь — монастырь, а в сердце — место только для Бога. Алина в подобное не верит или не хочет верить, в результате чего остается ночевать в келье подруги, сильно надеясь на то, что та со временем передумает. Вскоре у Алины на почве неразделенной любви случается нервный срыв. Врачи, успокоив несчастную галоперидолом, отдают ее на поруки монахиням. Местный батюшка, авторитетно окинув Алину взглядом, дает прогрессирующей шизофреничке список из 464 грехов, настоятельно предлагая ознакомиться и сознаться в каждом совершенном на исповеди.
В какой-то момент у девушки, увы, совсем «срывает крышу». Желая помочь, добрые православные тетечки вместо должных барбитуратов приковывают «бесноватую» цепью к доске, вставляют кляп в рот, чтоб не сквернословила, после чего относят в амбар, где морят голодом и холодом, дабы «внутренние демоны» ослабли. Войкица, глядя на все это, плачет, но что делать не знает. Зато знает батюшка: почесав лоб, священник решает провести сеанс экзорцизма. Чем закончится «За холмами», догадаться нетрудно. Некоторые истории, с которыми мы регулярно знакомимся, читая в газетах некрологи, повторяются слишком часто. Нечто подобное не так давно можно было увидеть в «Реквиеме» Ганса-Христиана Шмида, основанном на биографии Аннелизы Михель, погибшей при схожих обстоятельствах в Германии. Выписывая образ Алины, Мунджиу, скорее всего, имел в виду 23-летнюю Маричику Ирину Корничи, умершую от обезвоживания, истощения и удушья в монастыре Святой Троицы в деревне Таначу на севере Румынии в июне 2005 года. Детали, разумеется, не имеют ровным счетом никакого значения. Абстрактное «за холмами» — это где угодно (в Москве, например, ни один митинг не обходится без крепких православных молодцев, дубасящих грешников хоругвиями по голове). Но переживать по этой причине вряд ли стоит. Тонкая и предельно деликатная работа Мунджиу ни разу не оскорбляет чувства тех, для кого в последнее время оскорбляться — призвание. «За холмами» — безупречная экранизация словосочетания «благие намерения». Так уж повелось, что обычно ими устилает дорогу тот, кто по определенным причинам уверен в обратном направлении своего пути.
