7 сентября 1962 года в московском кинотеатре «Россия» состоялась премьера музыкальной комедии «Гусарская баллада», которая мгновенно обрела всенародную популярность. В честь полувекового юбилея в киноклубе «Эльдар» прошел торжественный вечер, в ходе которого собравшиеся были посвящены в некоторые нюансы создания этой во всех отношениях замечательной картины. Эльдар Рязанов, написавший сценарий по пьесе Александра Гладкова, вспоминал, какая на съемках была дружная и замечательная команда: «Все были молодые и чушь прекрасную несли — всё, как положено. Снимали картину с большим удовольствием и хотели, чтобы она напоминала бокал шампанского».
Всё началось с того, что 16-летний Эльдар Рязанов попал в Театр Советской армии на премьеру спектакля «Давным-давно». Театр только-только вернулся в Москву из эвакуации, из Свердловска, и впервые показывал постановку на родной сцене. «Это было сумасшествие! — вспоминает Рязанов. — Умопомрачительный спектакль, поставленный художественным руководителем театра Алексеем Дмитриевичем Поповым. Пьеса была написана совершенно замечательными стихами, очень разговорными, в ней было много юмора. Тогда я увидел и полюбил на всю жизнь актрису Любовь Ивановну Добржанскую, которая играла Шурочку Азарову. Там был потрясающий, сумасшедший Ржевский — его играл актер Виктор Пестовский, и такого Ржевского я не видел никогда!»
Спектакль продержался очень долгое время. Его снимали, потом восстанавливали. Надо заметить, что новая редакция спектакля присутствует в репертуаре театр и сегодня, а Любовь Добржанскую Рязанов впоследствии снимал в своих картинах дважды — она сыграла мать Юрия Деточкина в «Берегись автомобиля» и мать Жени Лукашина в «Иронии судьбы». Другой сильной стороной спектакля была музыка Тихона Хренникова. «Когда потом мне надо было решить, какая музыка будет в фильме, я подумал: «Ну вот если бы я снимал «Евгения Онегина», я же вряд ли бы отменил музыку Чайковского!» Для меня это было то же самое».
Но когда спустя почти два десятилетия Рязанов, к тому времени уже поставивший три картины, пришел к начальству с предложением экранизировать знаменитую, шедшую в театрах всей страны пьесу, то его ждал весьма неожиданно сформулированный отказ. Предваряя цитату сердечными извинениями, Рязанов повторяет слова, услышанные им в Госкино от Владимира Баскакова, тогдашнего заместителя министра кино: «Нам не нужен фильм, где одни гусары-рубаки и гусары-ебаки». Казалось бы — всё, разговор окончен. Но Баскакова нейтрализовал автор «Кубанских казаков» Иван Александрович Пырьев, советский классик, который к Рязанову всегда относился хорошо и не раз ему помогал. С его помощью картина была запущена.
Теперь Рязанову предстояло задуматься: а как же в комедии показать войну? Война, конечно, была давняя, как-никак прошло уже 150 лет, «и всё это время было подернуто своеобразным флёром, легендами, романтикой», — но все-таки ведь это война… Режиссеру «помогла» Марина Цветаева: «Я вспомнил ее романтическое стихотворение «Генералам двенадцатого года». Оно было написано, во-первых, когда Цветаевой был 21 год, а во-вторых, она совсем недавно вышла замуж за Сергея Эфрона. Она была очень влюблена, и это стихотворение посвящено ему — такое прекрасное, поразительное и проникновенное».
«Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса.
И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце вырезали след —
Очаровательные франты
Минувших лет…»
Спустя еще восемнадцать лет романс на эти стихи прозвучит в другом фильме Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово». Но пока на дворе начало 60-х — и для молодого режиссера это стихотворение стало, так сказать, «своеобразной путеводной звездой, камертоном».
Однако сперва предстояло определиться с исполнителями центральных ролей — и тут возникла необычная сложность, потому что от желающих, как вспоминает Рязанов, просто не было отбоя: «Режиссеры, сценаристы, знакомые и незнакомые люди — все советовали на главную роль кто дочку, кто племянницу, кто любовницу, кто жену!.. Просто невозможно было спастись от этого огромного потока предложений! А задача, конечно, была очень сложная. Во-первых, актриса должна была быть хороша и в женском платье, и в мужском гусарском костюме. Во-вторых, у нее должен быть низкий голос и она должна уметь петь. И хотелось бы, чтобы героиню играла опытная, зрелая актриса, достигшая вершин мастерства. Но это кино — и невозможно было снимать актрису, которой уже 35-40 лет!.. Поэтому я стал искать среди молодых».
Пробы проходили многие. Но у Светланы Немоляевой оказался высокий голос, к тому же «она была такая пампушка: в гусарский костюм еще бы влезла, но тогда ее сотоварищи по оружию выглядели бы идиотами». У Людмилы Гурченко не задалась проба — она забывала текст. «Тут я, конечно, проявил нечуткость, — вспоминает Рязанов. — Надо было подойти, узнать, в чем дело. Но я не подошел, не узнал — что говорит о моей тогдашней неопытности. Хотя был еще один недостаток: Люся была очень субтильная, очень тоненькая, хрупкая — и поверить, что она может скакать на лошади впереди отряда, было невозможно. А играть в поддавки я не собирался». Лучше всех на пробах показала себя Алиса Фрейндлих — но и ее режиссер отверг из-за излишней субтильности: «Играла она бесподобно, но в ней не хватало мужественности, силы».
И тут «природа сотворила чудо, которое называется Лариса Голубкина». Она была никому неизвестна, выглядела крепкой, отважной, у нее был низкий голос. Голубкина на тот момент училась на втором курсе ГИТИСа на отделении музкомедии. По ее словам, она тоже была субтильной, с талией 56 см! «Я была тоже, между прочим, худенькая и легкая! Это вы из меня сделали мужественную!.. Хотя у меня и было такое ощущение, что я родилась в гусарском костюме. Ведь что удивительно — до этого фильма я не ходила ни на какие кинопробы! Меня приглашали — на студию Горького, в фильм «Простая история», например, но я никак не могла устроить свой организм в эти роли. А «Гусарская баллада» — это действительно мой фильм, и если бы я не снялась здесь — совершенно неизвестно, чтобы со мной было».
«У нее была абсолютно мальчуковая фигура! — настаивает на своем режиссер. — У нее не было ни здесь ничего, ни здесь ничего. Но самое главное — она была очень смела, отважна, очень многие трюки делала сама! Она родилась для того, чтобы сыграть в этой картине, я в этом абсолютно убежден! С самого начала я дал ей несколько наказов, которые надо было неукоснительно выполнять: «С завтрашнего дня ты ходишь только в мужском костюме! А когда будешь разговаривать, лови себя на интонациях: не должно быть женственных, тягучих интонаций, должна быть резкая мужская речь!» И она начала так ходить, начала учиться фехтованию — она была очень способной ученицей. От утверждения проб и до начала съемок прошло около двух месяцев, и через два месяца она была абсолютный парень, в которого я верил безусловно!»
Не меньше забот вызвал и образ героя. Здесь серьезными претендентами были Александр Лазарев и Вячеслав Тихонов, но больше всего Рязанову понравился Сергей Юрский, который перед этим снялся у него в главной роли в фильме «Человек ниоткуда». Вторую главную роль в той же картине сыграл, кстати, Юрий Яковлев — так что тут, как мы видим, их интересы столкнулись. «Я честно скажу, что хотел, чтобы играл Юрский. Помните военную галерею в Эрмитаже с портретами героев 1812 года? Какие это лица, насколько они полны отваги, мужества, какие они некрасивые и прекрасные в то же время! И Юрский, как мне казалось, очень подходит с этой точки зрения. Но Яковлев был явным фаворитом у всех остальных — он был хорош, красив, с прекрасным чувством юмора, с красивым голосом, замечательной фигурой! Всё в нем было!»
«Помню, у нас была любовная финальная сцена — где мы должны целоваться», — вспоминает Голубкина. «Признаюсь честно: опыта у меня особенного не было. А у Юрия Васильевича были усы наклеенные. И вот дубль: я бегу, закрываю глаза, бросаюсь — и эти усы с него срываю! Второй дубль — тоже!.. Я так стеснялась и волновалась, тогда мне казалось: такой большой разрыв между нами!.. А оказывается — не такой уж он и большой».
Яковлев, кстати, слегка «обманул» режиссера в одном сверхважном для этой картины вопросе. «Я перед съемками спрашиваю: «Юрочка, скажи, пожалуйста, ты вообще ездишь на лошади?» Он в ответ просто поднял меня на смех! — вспоминает Рязанов. — Но когда в первый съемочный день к нему подвели лошадь, я понял, что это животное он видит вблизи в первый раз в жизни...» Вскарабкавшись на зверя при помощи семи-восьми человек, Яковлев сразу помчался в карьер — взяв самую высокую скорость. Был гололед, и Рязанову оставалось только с ужасом думать: «Сейчас произойдет что-нибудь ужасное, он не удержится в седле!..» Но Яковлев удержался. Хотя, признается спустя годы режиссер, в тот день на общем плане его можно было бы и вовсе не снимать.
Лариса Голубкина в свою очередь объясняет всеобщую поддержку Яковлева в его обращении с лошадьми «банальным» радикулитом, из-за которого он не только не мог самостоятельно влезть на лошадь, но и слезть с нее у него не получалось. «Так весь день и оставался с саблей наголо — борьба ведь, драки!..»
«У нас были кони из цирковой труппы Михаила Туганова, — добавляет Рязанов. — Но в цирке-то лошади ходили по кокосовому ковру, а тут их вытащили на мороз, на лед, посадили неопытных наездников, дали тем револьверы, которые палили над ухом!.. Это был ад — и лошади просто обезумевали! Это была, конечно, авантюра чистой воды». Даже сейчас режиссер не устает удивляться, как это его по итогам съемок не посадили.
Испанского офицера Винсенто Сальгари, появляющегося в фильме ненадолго, но успевающего сыграть весьма значительную роль в сюжете, исполнил актер Владимир Ширяев. По его словам, участие в картине — дело счастливого случая. В коридоре «Мосфильма» встретивший его человек вдруг спросил, не Ширяев ли он? «Да, а что?» — «Мы ж тебя ищем повсюду! Пойдем к Рязанову!» Пришли, а Эльдар Александрович и говорит: «Этот артист будет сниматься!» Он даже не сделал фотопробы: «Будет сниматься» — и всё».
«Володя играл испанца, а к Испании мы все относились замечательно. Ведь пока Наполеон вторгался в нашу страну, там шла партизанская война с французскими войсками! — дает историческую справку режиссер. — И поэтому как представитель Испании он пользовался у нас особой симпатией. Он тут такой романтический герой!..»
Все вместе актеры вспоминают наиболее запомнившийся «трюковой» эпизод. «Был такой эпизод в финале, — начинает Юрий Яковлев, — когда мы дрались с французами на саблях, а потом ворвались в дом, я на лошади просто въехал. Лариса всё делала блистательно, но при всем своем великолепном знании фехтования прыгать со второго этажа, с балкона, категорически отказалась: «Я не буду прыгать!» Кто бы её ни уговаривал — ни-ни». «Мы вместе с Ларисой испугались и не прыгали, — подхватывает Владимир Ширяев. — Тогда Эльдар Александрович сказал: «Ну мне эта молодежь!» — и сам быстро забрался на балкон и оттуда прыгнул! Я до сих пор вижу его лицо после прыжка... Это было грандиозно!» «Это было очень страшно», — не шутит Рязанов. «Но и это не помогло, — продолжает Яковлев, — и мы тогда стали уже физически действовать. И так я ее потихонечку со второго этажа и… При страшном визге, который она в ужасе издала. Но зато всё сразу стало на место». В итоге прыгали восемь дублей.
Постановщиком трюков на картине был Владимир Балон, в то время — чемпион Советского Союза по фехтованию, а позднее — капитан гвардейцев кардинала в экранизации «Трех мушкетеров». Официально он играл в фильме адъютанта Кутузова — но на самом деле, как вспоминает режиссер, переиграл решительно всех. «Он надевал черный парик и французский мундир — и сражался на стороне французов. Надо было сражаться против французов — он тут же брал светлый парик, русский мундир и сражался против французов. Это невероятно! Он был абсолютно воплощенный мушкетер!»
Проявили себя в этом отношении и два Владимира — Досталь (ныне известный продюсер) и Нахабцев (с этим оператором Рязанов потом снял несколько своих лучших фильмов). Когда из-за задержки зарплаты вдруг забастовали каскадеры, начинающие кинематографисты стали делать трюки самостоятельно: «Придумывали подсечки, скакали на лошадях, черте что выкамаривали, чтобы съемка не сорвалась, чтобы мы успели к 7 сентября. Мы сами для себя этот рубеж установили — что мы должны показать картину к годовщине Бородинской битвы».
Понимая, что артистам нельзя давать в руки настоящее оружие (иначе всё может кончиться увечьем), для фильма поначалу сделали деревянные шпаги и сабли, выкрасив их под железо. Однако первая же репетиция закончилась печально — не умеющие фехтовать гусары вошли в такой раж, что в результате от всего оружия осталась куча дров. «И мы были вынуждены отдать настоящее оружие в руки этим людям, которые — страшно сказать! — не умели ни сражаться, ни ездить верхом!.. А времени на то, чтобы нанимать каких-то инструкторов, не было, и поэтому все учились по ходу дела. И слава Богу, что никто не был ранен, никого не убили! Но то, что я сижу перед вами, а не в тюрьме — это просто чистый случай», — вновь поражается своему везению режиссер.
«Мы репетировали бой на саблях, размахиваемся, бьем — естественно, когда сабля доходит до партнера, видно, что удар ослабевает, — уточняет этот момент Владимир Ширяев. — Рязанов говорит: «Что вы мне показываете липу какую-то! Давайте драться по-настоящему». Мы отвечаем: «Тогда на следующий дубль у вас не останется артистов!» Тогда пошли на хитрость — под мундир актерам привязали дощечки, которых не было видно со стороны. По ним-то артисты и старались попадать саблями.
«Была очень большая загвоздка: кто будет играть роль Кутузова? — признается Эльдар Рязанов. — Роль очень сложная: Кутузов был хитер, умен, храбр, отважен, очень опытный полководец и при этом мужик, которому палец в рот не клади, я бы так сказал. И юмор заключался в том, что такого хитреца обвела девчонка, понимаете!..»
Было сделано невероятное количество проб. Среди приглашенных актеров были и Лев Свердлин, и Виталий Полицеймако, и еще целый ряд очень хороших артистов. «Все они были супернародными!.. Но я понимал одно: Кутузова в комедии должен играть комик, обязательно. И обратился к своему любимому артисту, с которым уже работал — к Игорю Владимировичу Ильинскому. Он прочитал сценарий и сказал следующее: «Нет, я не буду играть эту роль. Во-первых, она очень маленькая, а во-вторых, я недостаточно еще стар для Кутузова». Но я его начал уламывать: «Как не главная роль?! Вы же там фельдмаршал, вы же командуете всеми войсками!..» Ну, абсолютная была лабуда, как вы понимаете, но, тем не менее, эта аргументация тоже где-то подействовала».
Рязанов врал артисту и насчет того, что студия якобы мечтает, чтобы тот играл в фильме. Между тем дирекция студии Ильинского-то в этой роли как раз категорически видеть не хотела. Кончилось тем, что режиссер поступил подобно Денису Давыдову, герою той самой войны 1812 года — то есть, решил не подчиняться начальству и сделать то, что считал нужным, партизанским методом, не оформляя разрешения. «Уходила зима, нам надо было торопиться, и мы сняли проезд нашего замечательного полководца по деревне, где все войска стоят во фронт и кричат ему «Ура!» Потому что назначение Кутузова войска встретили с нежностью, любовью и преданностью, были готовы на что угодно ради того, чтобы он ими командовал. Так что это был единственный случай, когда я снимал актера без утверждения — и потом поставил студию перед фактом. Но это был правильный выбор, как мне кажется».
Картина была готова буквально за неделю до намеченной премьеры, в самом конце августа. И вдруг режиссер с изумлением узнает, что ее… запрещают! «Как вы могли допустить такую чудовищную ошибку?! — отчитывала меня министр культуры Екатерина Фурцева. — Вы оскорбили память великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова тем, что взяли Ильинского! Неужели вы не понимаете, что он появляется на экране — и публика начинает хохотать!» Я отвечал: «Вообще-то мы комедию делали, так что это, наверное, неплохо». — «Нет, нет, я люблю Ильинского, он хороший артист, но уберите его! И когда уберете — мы выпустим картину».
Но как убрать Кутузова из уже готового фильма?!. Рязанов на эту тему предпочел даже не размышлять. И тут выручил случай: в эти же дни посмотреть картину захотела редакция газеты «Известия», которую тогда возглавлял Алексей Аджубей, зять Никиты Хрущева. Как вспоминает режиссер, Аджубей явился в зал с сыном лет семи-восьми. «Начали: пушечки стреляют, пум-пум-пум! И тут в зале раздается детский крик: «Папа, не хочу я это смотреть! Я не буду это смотреть!» Аджубей берет сына за руку — и уходит вместе с дофином из зала. И я понимаю, что я погиб, теперь меня ничто не спасет… Но журналисты смотрели хорошо, смеялись, аплодировали. Потом я выступал… Но так плохо, как в тот вечер, я не выступал никогда в жизни. И ушел оттуда, проклиная все на свете».
Но, несмотря на все эти обстоятельства, через пару дней в «Неделе», которую тоже редактировал Аджубей, появилась заметка Нателлы Лордкипанидзе о том, какая замечательная выходит картина. Особо отмечался главный ее бриллиант и главная победа — Ильинский в роли Кутузова. «Можете мне поверить: я ничего не делал, я ни с кем не говорил, я ничего не организовывал, я совершенно не был вхож в эти круги никогда! — уверяет Рязанов. — Но вот вышла эта статейка — и дальше система начала работать в обратном направлении. И ровно 7 сентября, в день годовщины Бородинской битвы, как мы и хотели, состоялась премьера в кинотеатре «Россия», лучшем тогда кинотеатре страны. И фильм собрал сорок миллионов зрителей за оставшиеся три месяца до конца года». Итоговая цифра, кстати, даже больше: 48,6 млн зрителей. Сегодня создателям отечественных кинофильмов такой результат даже и не снится.
Как справедливо замечает Лариса Голубкина, все авторы «Гусарской баллады» вполне могут считать себя полноправными участниками того самого Бородинского сражения, 200 лет которому мы недавно отметили. Далеко не всех героев той великой войны мы помним по именам — но Шуру Азарову и поручика Ржевского уж точно никогда не забудем. Перефразируя строчку из песни:
Пройдут года, но вот из стари,
Минувших лет, минувших лет мелькнет одно,
Как наши деды кино снимали,
Давным-давно, давным-давно, давным-давно».
