Разве кто знал, чем всё в итоге обернется?! А вот Кристиан с самого начала безоговорочно верил в проект — и оказался в итоге среди тех, кому за проявленную отвагу и труды вручили премию «Оскар». Другими его великими фильмами стали «Чужой» и «Житие Брайана» (оба — 1979).
Но тут художник всерьез задумался о своей будущей судьбе — и решил стать Художником, то есть — режиссером. И уже вторая его самостоятельная работа — «Основание доллара» (1981) — удостоилась «Оскара» как лучшая игровая короткометражка! Естественно, на следующий год состоялся его режиссерский дебют в большом кинематографе: «Телепат». Самые знаменитые его фильмы — «Нострадамус» (1994) с большим количеством звездных артистов и, конечно же, «Поле битвы — Земля» (2000) — нещадно обруганный критиками, зато полюбившийся российским телевизионщикам, которые регулярно находят для него место в своей сетке. Кстати, когда Лукас стал затевать свою новую трилогию, он вспомнил и о старом приятеле — и позвал Роджера на «Скрытую угрозу» режиссером второй группы.
И вот, казалось бы, что делает на фестивале имени Андрея Тарковского такой человек? Причастный к фильму, который, как считается, отчасти «погубил» американский авторский кинематограф, открыв дорогу блокбастерам? Роджер Кристиан легко объяснил это на пресс-конференции, признавшись не только в своей давней любви к творчеству великого русского режиссера, но и в том, что декорации «Соляриса» в определенной степени послужили источником вдохновения для легендарного «Тысячелетнего сокола» (Millennium Falcon) — космического корабля, принадлежавшего Хану Соло. Спустя несколько дней мы с ним оказались друг против друга на теплоходе, неспешно плывущем по Волге из Плёса в Юрьевец, на малую родину Тарковского. И первым делом я попросил Кристиана поделиться подробностями создания «Тысячелетнего сокола».
«Тысячелетний сокол»
— До «Звездных войн» декорации в научно-фантастических фильмах были далеки от идеала — там всё было пластиковое, преобладали серые тона… И наша основная идея заключалась в том, чтобы попытаться сделать и «Тысячелетний сокол», и планету Татуин, и всё остальное максимально реалистичными. Джордж Лукас хотел в этом отношении больше «документальности» — чтобы ничего не выглядело «дизайном», а каждая деталь была бы естественной частью пейзажа или интерьера. Как правило, снимая свой фильм, вы тем или иным образом ссылаетесь на какой-то другой — а у нас, когда мы делали «Звездные войны», не было никаких подобных ссылок. Я просто описывал Лукасу свои идеи, как мы все эти космические корабли обставим внутри, какие там будут стены, потолки… Короче, всё, что я мог придумать и найти — я всё ему говорил. И из всех научно-фантастических фильмов, что тогда уже вышли, единственным, произведшим на меня серьезное впечатление, был как раз «Солярис». Там такая замечательная космическая станция! Как будто бы старая, потрёпанная, видавшая виды — то есть, совершенно естественная. Как я понимаю, у Тарковского была та же самая идея, что впоследствии и у Лукаса: показать не отлакированную, а давно работающую станцию, на которой много уже чего случилось. И вот мы смотрели на нее, вдохновлялись и сказали: «ОК, это то, что нам нужно».
— Неужели, кроме «Соляриса» больше не было фильмов, которые бы вас вдохновляли в той же степени?
— Еще я очень люблю «Альфавиль» Жана-Люка Годара. Меня поражает, как Годар использовал 16-мм камеру — и снял Париж так, что тот выглядит как настоящее будущее. Еще «Запретная планета» (1956) и «Молчаливое бегство» (1972) Дугласа Трамбалла. Вы знаете, с Трамбаллом была забавная история. Ему не хватало бюджета, чтобы построить космическую станцию, и он отправился прямиком к представителям американского ВМФ — с просьбой одолжить ему на съемки авианосец. Они, как ни странно, согласились — и в итоге роль космического корабля сыграл в этой картине действующий боевой... Правда, не имеющий к космосу никакого отношения.
— Забавно, кстати, что «Солярис» был нашим ответом на «Космическую одиссею 2001 года». Тарковский увидел фильм Кубрика на Московском кинофестивале и захотел сделать так же масштабно. Но возможности «Мосфильма» в то время подобного размаха не позволяли — и потому Тарковский сделал всё в итоге по-своему.
— Да, он сделал, как сделал. Нам с Лукасом повезло, что он смог снять «THX 1138» — и это придало ему силы. Он был независимым режиссером, который знал, что может экспериментировать. И он не боялся этого — и позволял экспериментировать мне. Большинство американских режиссеров никогда на такое не пойдут. Если бы я кому-нибудь сказал, что вместо декораций у нас будет боевой авианосец, меня бы тут же уволили.
— В титрах первых «Звездных войн» — несколько имен художников, и «Оскар» вместе с вами получили еще три человека. Так что хотелось бы уточнить, за какую конкретно часть производства отвечали именно вы?
— Я был художником-декоратором. Первое, что мы делали, это занимались роботами, в частности, R2-D2. Мы все согласились с тем, что нам нужно найти небольшого человечка, которого бы мы посадили внутрь этой деревянной бочки — не было ведь никаких CGI, никаких компьютеров, это было элементарное радиоуправление. Вы знаете, у нас же вообще не было абсолютно никаких денег в первые четыре месяца съемок «Звездных войн»!.. Поэтому я нашел какую-то старую лампу — и сделал из нее для R2-D2 голову. И помните, там еще такие две штучки спереди — одну я вырезал сам, поработав ночью у себя дома. И они так и остались... Более того, они и до сих пор там, в этом дизайне.
Потом, у меня появилась идея, что надо бы сделать «настоящее» оружие. Я просто ненавидел всю эту «фантастику», где пистолеты были из пластика и стреляли так по-дурацки: «Би-бип»!.. Но я не стал пока говорить Лукасу о дизайне, а просто пошел в оружейный магазин. У меня была с собой пластиковая трубка, а начать я решил с автоматического оружия, со штурмовой винтовки. Я насадил трубку на ствол винтовки, чтобы она стала выглядеть по-другому. И прикрепил к ней настоящий прицел ночного видения, который применяют в боевых условиях… Вообще, это смешно, но, надо сказать, что я выжил в этом фильме лишь благодаря суперклею. С ним я сделал это оружие.
Еще я нашел пистолет маузер с деревянной рукояткой, он выглядел совсем как пистолет из вестерна — это было идеально для Хана Соло, я только приклеил к нему побольше деталей. Затем я, безумно нервничая, позвонил Джорджу: «Ты должен прийти и посмотреть на это». По счастью, ему всё понравилось. Он проторчал со мной в магазине целый день — и мы смогли сделать оружие для принцессы Леи. Подобным образом я сделал всё оружие, все прототипы — и затем мы просто штамповали их, сколько было нужно.
Но самым сложным для меня стал световой меч. Уже прочитав сценарий, я понял, что он станет… ну, как это сказать?.. Иконой стиля. Я пытался найти то, что могло бы стать основой для этой штуки, ведь я везде использовал реальные предметы. Отдел спецэффектов придумал шесть разных дизайнов рукоятки, но Лукас все отверг: они больше напоминали факел, это ему было не по душе. И вот однажды, довольно случайно, я нашел в операторской группе какую-то коробку, которая выглядела так, будто ей уже лет двадцать, она вся была покрыта слоем пыли. Я сдул эту пыль, открыл коробку… Если бы это происходило в кино, то зазвучала бы медленная музыка, крещендо… И я нашел там шесть непонятных хромированных штуковин — оказалось, что это старые фотовспышки, я и не видел никогда таких. Они были никому не нужны, поэтому я спокойно вернулся с ними к себе в офис, достал две этих штуки — они были Т-образной формы, ну и я там кое-что еще добавил… А потом позвал Джорджа Лукаса. На сей раз он был в восторге, это было именно то, что он себе представлял. Мы только добавили кольцо, чтобы меч можно было повесить на пояс. И те два меча, что использовались на съемках (один из них был у Оби-Вана), я сделал вот этими своими руками — у нас не было ни времени, ни денег, чтобы сделать это как-то иначе. И конечно, мы сильно беспокоились за них, я боялся, как бы они не сломались во время съемок — они же были в единственном экземпляре! Но всё обошлось, они выжили.
И тоже самое со всем остальным, например, с биноклем, который я сделал. Мы просто находили кусочки, соединяли их — таким образом получались новые вещи.
Световые мечи стали неотъемлемой частью «Звездных войн»
— Вот вы говорите, что «Солярис» Тарковского в определенной степени повлиял на «Звездные войны». Но ирония судьбы заключается в том, что «Звездные войны» — есть такое мнение — «убили» авторское кино, открыв эру блокбастеров. Что вы думаете на этот счет?
— Я не могу сказать, что так уж «убили». Да, «Звездные войны» действительно создали прецедент — и в кино появились блокбастеры. Но в то же время именно благодаря успеху этого фильма кино снова ожило. Кстати, можно ведь сказать, что это вообще был независимый фильм, так как Лукас был настоящим «независимым» режиссером.
Сейчас для мирового кино ситуация сложилась и правда непростая, потому что в кинематографе доминируют крупные американские картины. Зрителей интересует, скажем так, наименьшее общее кратное, которое легче воспринимается, и потому они главным образом хотят американских развлекательных фильмов. Впрочем, и серьезная, подготовленная публика никуда не делась. Проблема в том, что кинотеатры, которые занимаются артхаусом, практически вымерли, найти их теперь очень нелегко, и вот это действительно печально.
— Временами кажется, что создатели всех этих современных блокбастеров вообще не хотят ничего сказать — ими движет только стремление собрать кассу…
— Это правда... Это эра летних блокбастеров. Они выходят друг за другом как журналы. Вот появляется первый, все на него идут: большой экран, грандиозные моменты, громкий звук!.. Через неделю зрителей интересует: «Ну а что там теперь следующее?..» — а этот фильм, первый, уже «ушел», выветрился из памяти. Это правда. А вот если вы смотрите фильм Тарковского — он же остается у вас в голове! Или фильмы Бергмана — они ведь остаются с вами на всю жизнь!.. Вот это важно, в конце-то концов!
— Более тридцати лет назад вы сами перешли в режиссуру. Когда вы работаете над собственными картинами, то какое послание хотите донести до зрителя в первую очередь?
— В моих ранних фильмах красной нитью проходит тема человека, который в одиночку выходит против общества. Герой становится антигероем — как Нострадамус. Это был человек вне своего времени, который боролся против власти и имел взаимосвязь с жизнью на духовном уровне. Вероятно, это и есть тема большинства моих фильмов — «авторских», если хотите.
— Не могу не спросить, хотя понимаю, что вопрос, наверное, будет не очень приятный. Ваш фильм «Поле битвы — Земля» получил огромное количество «Золотой малины», в том числе — за худший фильм десятилетий и худший за четверть века существования этой антипремии. Каково чувствовать себя режиссером картины, получившей вот такое «признание»?
— Я в очень хорошей компании — ведь и фильмы Стивена Спилберга тоже там есть. Большинство самых выдающихся режиссеров мира попадали в этот список. Так что это очень престижная награда!
— В начале разговора я спросил, какие фильмы повлияли на вас во время работы над «Звездными войнами». А есть ли у вас любимые режиссеры, которые вас вдохновляют, любимые фильмы, которые вы пересматриваете? Понятно, что сейчас вы, скорее всего, ответите, что это Тарковский (не зря же мы здесь, на фестивале его имени) — но, может, есть кто-нибудь еще?
— Мой любимый фильм — «Доктор Живаго» Дэвида Лина. Это одна из самых выдающихся историй о любви из всех, когда-либо рассказанных. К тому же это потрясающая панорама войны, всех этих революционных перемен. И да, не обойдусь без Тарковского: «Сталкер» — это один из тех фильмов, про которые говорят: «Фильм на все времена». Он воздействует на меня действительно очень сильно, хотя на самом деле он ведь очень простой. Еще один любимый фильм — «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта. И совершенно из другой оперы — «Фанни и Александр» Бергмана. Это грандиозный финал его творческой жизни, всё, что он когда-либо писал и пытался снять, вложено в эту картину!.. Вот это действительно те фильмы, которые остаются с нами навсегда.
— А вот в России «Доктор Живаго» любят далеко не все — несмотря на все его достоинства, многие воспринимают этот фильм как «клюкву», недостоверно отображающую российскую действительность.
— Ну надо же!.. А я и не знал.
— В заключении разговора я хотел бы напомнить, что представляю online-журнал «Настоящее кино» — и в связи с этим спросить: что для вас — настоящее кино?
— Настоящее кино для меня — это когда у зрителя возникает глубокая связь с тем или иным моментом, образом, фильмом. Это то, что ищут все и что обеспечивает взаимосвязь между зрителем и происходящим на экране, такую вот алхимию. Иногда это весь фильм, иногда только определенный момент, но это то, что видно каждому из нас.
