Фильмы Ростоцкого никуда не ушли, не пропали, не истратили своей актуальности. Снятые сорок, пятьдесят лет назад, они по-прежнему остаются современными, так как рассказывают — в какой-то мере — и о нас с вами. Человек — вот на кого направлено всё внимание Ростоцкого-режиссера, и подобная творческая позиция обеспечила его работам зрительскую любовь не только в советское время, но и сейчас, когда изменился мир, изменилась страна, выросли совершенно новые люди.
Уместна будет цитата из статьи самого Ростоцкого, опубликованной в журнале «Искусство кино» в 1978 году. Цитата большая, но нужная, важная и очень многое про ее автора объясняющая. «Все знают: повседневная будничная наша жизнь рождает каждый день примеры величия человеческого духа, могущества человеческих свершений, а отражение этого могущества на экране все задерживается. Думаю, в частности, и потому, что «образец» и «герой» — это никак не синонимы и даже, может быть, наоборот. Нам нужен живой человек на экране, а не ходячее сборище прописных истин и благочестивого поведения. Человек, который умен, смел, просто, благороден. Человек, которого мы показали бы в таких обстоятельствах, когда все эти черты могут проявиться не в скучных фразах, а в энергичных действиях. Нужно открывать новые пласты жизни и не просто останавливаться в изумлении перед гигантскими плотинами и мощными стройками, а никогда не забывать, что все это появляется и существует только благодаря человеческим рукам, только благодаря тому, что кто-то подчиняет свою жизнь исполнению долга, кто-то, не жалея себя, отдает себя людям, получая в ответ благодарность следующих за ним поколений».
Свою первую режиссерскую работу Станислав Ростоцкий осуществил в 13 лет — в киногруппе Дворца пионеров, где поставил «Тома Сойера». Став профессиональным деятелем кино, он снял с десяток замечательных фильмов — но на вопрос о профессии отвечал, что рыбак, а режиссура — это только хобби. Подлинными мастерами кино для него всегда оставались Эйзенштейн, Пудовкин, Довженко, а он — ну кто он, так… И тем не менее пять его картин останутся в истории отечественного кинематографа надолго. Другие тоже останутся, поклонники Ростоцкого их знают и помнят, но вот эти пять — непосредственно из золотого фонда.
«Дело было в Пенькове» — не первый фильм Ростоцкого, хотя многие ошибочно и считают его дебютом. Ошибка легко объяснима: это первый фильм «настоящего» Ростоцкого, всеми любимого. Фильм, в котором отразился он сам — и весь его будущий путь.
Не все верили, что Вячеславу Тихонову — актеру с внешностью аристократа, уже поигравшему морских офицеров, — удастся перевоплотиться в простого деревенского рубаху-парня. Чтобы как можно дальше уйти от прежнего образа, актеру даже сбрили брови — но в итоге он победил мощью своего таланта, сумев создать цельный, гармоничный образ, решительно отличающийся от предыдущих работ. К офицерским ролям, правда, Тихонову потом еще не раз пришлось возвращаться — но все же роль Матвея он справедливо считал переломной в своей актерской судьбе. Ему — как и Ростоцкому — именно этот фильм открыл новые творческие горизонты.
«Вся экранная история Матвея возникала, разворачивалась перед нами, как цепь сложных, жгучих, но и радующих (наконец-то об этом заговорили!) вопросов. Почему такой человек — сильный, прямой, щедро одаренный — оказался не у дел, выламывался из привычного уклада деревенской жизни? В чем была вина Матвея? И в чем — беда времени, которое сурово подравнивало людей, неласково хмурилось на любые «отклонения», взывало к строгости, к непреложному соблюдению «норм» и допускало (тем не менее!) если не торжество, то перевес зла?.. Но симпатии зрителей оставались на стороне Матвея, его можно было судить, нужно было судить по закону, но нельзя было осудить нравственно, по-человечески…
… В фильме Ростоцкого перед нами возникала редкостная для той экранной поры, сложная, прекрасная, неразрешимая любовь. Не выдуманная киноколлизия, сводящая к назиданию. И не «пример из литературной классики», где за поступки и чувства героев отвечает великая литература. Современная история. В ней человек, несвободный, женатый, влюбился в другую женщину, ломая все нормы поступков и чувств, которым призваны были жить «образцовые» киногерои. Люди мучились, страдали и испытывали при этом счастье. И это была жизнь. И с этим надо было жить — Матвею… Ларисе… Тоне. Финал картины не разрешал сложности, не ставил никаких точек…
… Именно в этой картине заявлены многие главные черты будущей зрелой режиссуру Ростоцкого. И прежде всего — ее нравственная и гражданственная проблематика, привлекающая к фильму миллионы сердец. Именно такой резонанс имела картина в зрительской аудитории пятидесятых годов».
Андрей Зоркий, «Станислав Ростоцкий. Портрет режиссера»
Согласно безжалостной статистике, из юношей 1922 года рождения в живых после войны осталось только три процента. То, что выжил и Ростоцкий, кажется настоящим чудом: в бою под городом Дубно будущий режиссер был практически раздавлен фашистским танком. «Но мне не дали погибнуть, — вспоминал он. — Не дали погибнуть живые люди, которые были готовы пожертвовать собой ради товарища». И потому военная тема в его творчестве — это дань, в первую очередь, тем людям, которые погибли, защищая Родину, и тем, кто выжил, выдержав адовы испытания. А по большому счету — дань всей стране, ибо война ни для кого не прошла бесследно.
Сценарий Александра Галича выстроен так, что один дом и одна героиня становятся свидетелями войны в самых разных ее проявлениях. Многофигурная композиция не только позволила показать самые разные характеры в максимально обостренном их проявлении, но и «обеспечила работой» два десятка замечательнейших актеров: тот же Тихонов, Пилявская, Лучко, Чурсина, Крамаров, Ромашин, Леонид Быков!.. И пусть Лариса Лужина переиграла потом массу ролей, но помнят ее все же по этой картине.
«Мир разделен на две противоборствующие силы. На силы тьмы и света: на тех, кто пытается убедить человечество в невозможности преобразования общества, и людей, верящих в эту возможность и осуществляющих на практике разумные преобразования для счастья человека, хотя само понятие счастье достаточно многозначно. Мир разделен на людей, которые средствами нашего искусства пытаются доказать, что человек никогда не перестанет быть зверем, и на людей, утверждающих величие человека и его духа…
… Я еще раз скажу о том, что в мире идет колоссальная борьба. Наше оружие — кино. Мы должны рассказывать людям правду, должны внушать людям веру в то, что человек это Человек. Думаю, что нельзя называть художником человека, который внушает людям отвращение к жизни, даже допуская возможность того, что при этом создается художественное произведение. В конце ХХ века очень легко доказать человеку, что жить не стоит, и очень трудно убедить его в обратном».
Станислав Ростоцкий, творческая дискуссия на V Международном кинофестивале в Ташкенте, 1978 год (в сборнике «Советские режиссеры о кино»)
Бриллиант советской кинематографии, главный фильм Станислава Ростоцкого. Картина, про которую смело можно сказать: если ты ее не видел — значит, ты еще не вырос. Взявшись за «школьную тему», режиссер перевернул устоявшийся жанр — и вывел «обыденную» историю на недосягаемую орбиту, как тогда говорили, «гражданственного и остросовременного звучания». Принципиально новые образы, нестандартные для того времени сюжетные повороты, смелый по любым временам взгляд на школьника как на состоявшегося и отвечающего за свои поступки человека… Всё это — в сочетании с филигранным мастерством всех создателей фильма — привлекло к ленте широчайшие народные массы, вызвав серьезнейшую общественную дискуссию и любовь, неугасающую и сегодня. Фраза «Счастье — это когда тебя понимают» становится не просто крылатой, на долгие годы вперед (как ни парадоксально) — это обязательная тема для школьных сочинений.
«Девятиклассник, с которым я смотрел фильм, сказал о нем: «Гениально!» У него, как и у многих его сверстников, только две оценки: упомянутое «гениально!» — крайне редкое и «бодяга, туфта», то есть обман, фальшь. Значит, в девятом классе «В» из «Доживем до понедельника» девятиклассник не нашел ни малейшей фальши. Это очень важно.
… Девятый класс — главный герой картины. Детская линия воспринимается, повторяю, почти как документ, как нечто подсмотренное с необычайной, нежной зоркостью. Тут создатели фильма нашли «чистый тон» — по любимому выражению Халдора Лакснесса. И режиссер проявил величайший такт — главную черту таланта, — сделав свое искусство прозрачным, почти незаметным для зрителя. Прозрачным, как те драгоценные оптические стекла, которые позволяют ученому увидеть жизнь природы… Они, авторы, увидели и открыли зрителю много важного в тайнах детской жизни.
Дожить благополучно от четверга до понедельника оказалось нелегко — многое произошло, переменилось за немногие дни. Честно дожить от «девятого «В» класса до старости, пройти через все испытания жизни, не растрачивая и не предавая «своего», будет еще труднее. Но веришь, что ребята из «девятого «В» справятся, должны справиться с этой задачей».
Александр Шаров, «Чистый тон» (журнал «Искусство кино», №9, 1968)
В нашей стране множество фильмов о Великой Отечественной войне, но никакой разговор о них невозможен без упоминания этой картины. Писатель Борис Васильев и вслед за ним Ростоцкий нашли в этой бескрайней теме свою точку опоры: не мужчина, а женщина с ружьем. А раз женщина — значит, другие планы, другие мечты, другие желания. Убивают здесь не просто молоденьких девушек — убивают будущих матерей, и в их лице — сам род человеческий. И именно в противопоставлении фашистской угрозы с воспоминаниями о мирном времени и мыслями о том, как была бы жизнь хороша, не случись вдруг войны, — тот код, обеспечивший фильму мировое признание и вечную память потомков.
«Фильм «...А зори здесь тихие» — экранизация рассказа Бориса Васильева о девушках-зенитчицах, погибших в неравном поединке с фашистскими десантниками, — стал для Ростоцкого логическим продолжением его размышлений о личности, о мере ее сопротивления обстоятельствам. Вот что сказал об этом сам Ростоцкий: «Война справедливая, война, которую наш народ, а вслед за ним и весь мир назвал Великой Отечественной, уносила жизни, но не убивала в нас личность. Многим важным и непоколебимым для меня представлениям о величии Человека я обязан войне. Уверен, не только я…»
Внешне локальная ситуация, как в капле воды, отразила испытания и утраты советского народа, отразила и несгибаемую мощь народного характера. Возникала какая-то особенно сердечная связь между экраном и залом, от дней войны была протянута ниточка к сегодняшнему нашему мироощущению, к мыслям о святости материнства, о вечной цепочке продолжения рода. Так в фильме «…А зори здесь тихие» открылись главные качества художественного мира Ростоцкого — проникновенная человечность, ощущение трепетности жизни, которую необходимо защитить от жестокости и равнодушия.
Утверждение преобразующей силы человека, его способности отстоять духовную культуру — вот сквозная тема лучших работ Ростоцкого, она определяет и характер его режиссуры, присущий ей лиризм и вместе с тем публицистичность».
Андрей Плахов, «Станислав Ростоцкий» (журнал «Советский фильм», №7, 1985)
«Детский» фильм, который, пожалуй, не стоит показывать детям: трагический финал наверняка гарантирует истерику — настолько сильную, что многие признаются, что не в силах пересматривать «Бима» даже спустя десятилетия. С другой стороны — слезы, как известно, облагораживают душу, и, быть может, лучше посмотреть эта картину — правдивую, простую и трогательную, — чем очередную диснеевскую анимацию, в которой обязательно всё заканчивается даже не просто хорошо, а обязательно прекрасно... «Мне никогда не хотелось, чтобы зритель уходил с моих фильмов благостно успокоенным или бессмысленно разочарованным, — говорил по этому поводу Станислав Ростоцкий. — Я всегда старался тронуть его разум и душу печалью, болью, гневом. Но при этом всегда хотел, чтобы и печаль, и боль, и гнев рождали энергию действия, энергию борьбы, подводили зрителя к активной гражданственной позиции по отношению к жизни. Это и есть подлинный оптимизм, как я его понимаю. Оптимизм, издавна присущий гуманистическому искусству». И с этими словами трудно не согласиться. Примечательно, что они не только отражают нравственное кредо режиссера, но и составляют зерно всего советского киноискусства — того самого, которое когда-то покоряло мир и рецепт которого сегодня, к сожалению, безвозвратно утрачен.
«Бим» — типичный «дикий ребенок», который был на время приручен добрым и отзывчивым человеком. Но для большинства других людей он остается «чужим» и даже вызывает приступ необъяснимой ярости у наиболее истеричных представителей рода человеческого, как у безвестной тетки в безжалостно точном исполнении Валентины Владимировой, которая обычно играла женщин с душевным и мягким характером. А несомненная интеллигентность и доверительность существования на экране Вячеслава Тихонова в роли умного и тактичного хозяина породистой собаки немало скрашивает почти неизбежную благостность и лирическую умиротворенность сцен общения человека с природой и «братьями нашими меньшими», поскольку именно в его отсутствие картина приобретает ненужный надрыв. Хотя, возможно, из-за такого обострения конфликта фильм Станислава Ростоцкого выпадает из разряда произведений для тонких ценителей прекрасного во всем живом и неодушевленном (все-таки мало кто читал повесть Гавриила Троепольского), становясь проще, понятнее и ближе миллионам зрителей, которые больше нуждаются в «жестоком романсе» и в сочувствии к «моему ласковому и нежному зверю»».
Сергей Кудрявцев, «3500. Книга кинорецензий»
Станислав Ростоцкий не раз говорил: «Я думаю, что самое страшное в жизни — это одиночество. И я счастлив, потому что, мне кажется, у меня много друзей — и знакомых, и незнакомых. И тем, и другим так хотелось бы пожать руку и быть достойным их доверия. А для этого надо, наверное, совсем немного: надо любить землю, на которой ты родился, и людей, которые на ней живут; и быть верным и этой земле, и этим людям в дни любых невзгод и в дни великих праздников». Золотые слова.
