Интервью с Джеймсом Уоткинсом | «Женщина в черном»

— «Райское озеро» и «Женщина в черном» — едва ли не самые страшные фильмы из всех, что я видел. Спасибо вам за них. Мы с вами ровесники, росли на одних фильмах и оба знаем, что сейчас людей пугать сложно, потому что самые страшные фильмы снимались в 70-80-х гг. Каким способом пугаете людей вы?
— В случае с «Женщиной в черном» я старался идти более старомодным путем, играть на воображении. Сейчас очень много фильмов откровенно кровавых и неприятных, а я хотел, чтобы все было не так явно. Хотел сделать такой фильм, который будет пугать людей, заставляя их встретиться со своими самыми потаенными страхами, даже примитивными: боязнью темноты, неизвестного, теней, призраков, страха перед тем, что таится между жизнью и смертью, что бы это ни было. Мы всегда считали, что никакой фильм не может быть таким же пугающим, как то, что человек способен сам себе представить. Вот что действует на мозг зрителя, забирается ему прямо под кожу. Мы хотели именно этого.
— Это и было для вас самым сложным?
— Это было непросто, потому что в таких случаях всегда встает вопрос «больше или меньше». Многие говорят, мол, вот, надо больше того, больше сего, а твоя задача — сохранять спокойствие и отвечать: «Нет, будет гораздо страшнее, если мы сделаем меньше. Если немного сдержимся. Если убавим музыку, убавим звуковые эффекты, если будет поменьше женщины в черном…» Вот в этом была сложность.

— Кто был вашим учителем на стезе хорроров?
— Я думаю, что учился я на том, что смотрел, а смотрел я практически все... Изучал то, что видел, и делал все по-своему.
— Может быть, какой-то режиссер вдохновлял вас?
— Меня вдохновляли очень многие выдающиеся кинематографисты... Роман Полянский, Стэнли Кубрик, Гильермо дель Торо, японские ужастики.

— Несколько лет назад Майкл Бэй сказал, что сейчас наступил золотой век ремейков ужастиков из 1970-1980 гг., потому что зрители выросли, а новое поколение не понимает, что страшного в фильмах тех лет. Поэтому он создал студию для фильмов типа «Техасской резни бензопилой». Поступи вам предложение, то за ремейк какого фильма вы бы взялись?
— Меня ремейки не очень интересуют.
— Но этот же фильм — ремейк телевизионного проекта.
— Нет. Телепроект такой действительно есть, но наша лента — другая, она основывается на оригинальной книге. Фильма по этой книге никогда не было. Только британская телепостановка, но не фильм. Вопрос об отсылках к этой постановке не вставал. Те классические фильмы ужасов, что я видел, существуют в своем мире, это по-своему великие фильмы, и я не хотел бы их переиначивать.

— Хорошо, тогда, может быть, вы расскажете, что еще может испугать сейчас зрителя? Вы ведь написали второй «Спуск», сняли фильм «Райское озеро», это современные истории. Может быть, вы объясните разницу, почему вы взяли этот сценарий после «Райского озера» и «Спуска»?
— Потому что мне он понравился, мне показалось, что он превосходно написан и обладает потенциалом, чтобы превратиться в классический фильм ужасов. Он очень «визуальный» и при этом играющий, как я говорил, на воображении. Это фильм об утрате, это фильм о скорби. У него были очень большие амбиции, что не очень присуще фильмам этого жанра. Это меня привлекло.

— Как вы избавлялись от образа Гарри Поттера, приставшего к Дэниэлу? Как вообще с ним работалось, тяжело ли было отходить от привычного образа?
— Да, образ Гарри Поттера действительно очень сильный. Дэниэл сыграл в исключительно успешной франшизе, и у людей он ассоциируется первым делом с этим героем. И нам пришлось очень серьезно потрудиться, чтобы можно было сказать: «Вот актер, играющий новую роль». Мы много внимания уделили его внешности, делали скрин-тесты в полном гриме, в костюме. Мы изменили его внешность: покрасили волосы, сняли очки, кожу сделали бледнее, надели на него викторианский костюм. И мы очень серьезно работали над диапазоном, тональностью и сутью его актерской игры, чтобы он, как и пристало актеру, сумел полностью измениться, исследовать нового персонажа. Дэн и я очень плотно работали вместе, чтобы сказать зрителю: «Вам кажется, что вы знаете Дэниэла Рэдклиффа, посмотрите на него совсем нового».
— Но эта история — совершенно английская, даже старомодная. Как вы считаете, чем она заинтересует зрителей из других стран?
— Думаю, тем, что она страшная, а то, что страшно, всегда интересно. По-моему, это хорошая история. Люди часто недооценивают такие сюжеты, находят повод их не смотреть… То одно не так, то другое и так далее. Но, если это хорошая история, если она хорошо рассказана, если она достигает своих целей, то люди пойдут на нее. Для меня самое обнадеживающее — просмотр фильма вместе с двумя сотнями подростков. Видеть, как они кричат, подскакивают, закрывают глаза, но по-настоящему наслаждаются им. Это большое облегчение и огромное удовольствие.

— Фильм был сделан силами Hammer Film. Это студия со своей историей, едва не почившая, но снова окрепшая. Каково вам было работать в студии с такой яркой историей? Дало ли это вам какой-то новый, особенный опыт?
— Те люди, которые когда-то создавали Hammer, уже умерли, так что, это скорее реинкарнация компании. Но ассоциации приятные. Для меня главным было все-таки рассказать историю, сделав это по-своему, но тот факт, что фильмом занимается Hammer, — это приятно, разумеется.

— А как насчет вашего следующего проекта?
— Не знаю, у меня два-три варианта на уме, надо разобраться с сюжетом, сценарием, и, надеюсь, мы найдем того, кто даст денег, чтобы сделать кино в ближайшее время.
— Но это будет ужастик?
— Скорее всего, нет.