Звезда и Солнце Владимира Мотыля

filmz

«Кинотавр» закрылся «Багровым цвет снегопада», последней работой Владимира Мотыля. Большинство из нас любит этого режиссера за легендарное (культовое, народное, обожаемое всеми) «Белое солнце пустыни», а старшее поколение помнит еще о двух шедеврах. О том, что у Мотыля было десять кинокартин, каждая из которых — особенная, знают далеко не все. Увы — потому что режиссер был очень хороший.

О «Белом солнце пустыни» (1970) ниже не будет ни слова. Потому что если кто, находясь в сознательном возрасте, этого фильма не видел, не в России, наверное, живет. Но вот о двух других общепризнанных бриллиантах сказать все-таки нужно: один про войну, другой — про декабристов.

Про войну — это «Женя, Женечка и “Катюша”» (1967). Первый Женя — обаятельный солдатик (Олег Даль), с которым то и дело что-то этакое случается. То он с материнской посылкой тропинку перепутает, и попадет под Новый год не к своим, а к немцам; приходится угощать их яблочным пирогом — мол, подарок вам от наших. То надоумит отряд свой в женские платья переодеться — и таким макаром прошмыгнет прямо под носом у фрицев. То просто капитана ненароком из ведра обольет. Он и в госпиталь, как говорится в фильме, не как все попал — не ранило, а ящиками придавило. А Женечка — это связистка, в которую он влюблен, и она в него, оказывается, тоже. Ну, а «Катюша» — орудие такое, про войну, как-никак, история. И, кстати, совершенно необычная для того времени: до Мотыля в советском кино еще не рассказывали о Великой Отечественной в таком ключе — чтоб легко и с юморком (сценарий был написан режиссером совместно с Булатом Окуджавой). Чиновники хотели, было, фильм на всякий случай прикрыть, да уж больно он ветеранам самим понравился — заступились. И по-прежнему с удовольствием пересматривают картину.

Олег Даль в «Жене, Женечке и “Катюше”»

А про декабристов — «Звезда пленительного счастья» (1975). Вернее, восстание декабристов в 1825-м, это лишь отправная точка сюжета. Судьбы благородных мятежников волнуют режиссера, но они сами выбрали свой праведный путь, прекрасно осознавая, что ждет их в случае поражения. И потихоньку снижая юбилейный пафос (фильм снят к 150-летию события), Мотыль все более сосредотачивается на лицах, пострадавших в результате царского суда совершенно невинно — на женах тех, кто отправлен из Петербурга на сибирскую каторгу. Вся их вина заключена только в том, что они в страшную минуту не отреклись от своих мужей. И более того — последовали за супругами в ссылку. Лишившись всех прав, навсегда разлучившись с детьми и понимая, что следующие их дети (если таковые появятся) вырастут как крепостные. Таково было жестокое требование монарха — но оно не остановило этих женщин, для которых понятия Любви и Долга оказались неразрывны и святы.

Это изумительная картина. Легкая, воздушная, потрясающе придуманная и снятая. Там восхитительный ассоциативный монтаж, построенный на воспоминаниях, которые, как им и положено, обрывочны, прерывисты, мимолетны. Все уже свершилось — а мысли так и тянутся назад, стремясь вновь пережить все то хорошее, что когда-то было. Вокруг грязь и слякоть, а героиня вдруг видит себя окунающей ножки в пенящееся море. Холод казематов внезапно сменяется летним утром, в которое так чудесно проснуться в теплом стоге. Чудесные актеры — Баталов, Костолевский, Олег Стриженов, Ливанов, Смоктуновский, Купченко. В маленьких ролях Янковский и Даль. Последний, страж Петропавловской крепости, парирует француженке, возмущенной режимом: «Можно подумать, гильотину изобрели в Костроме. В вашей стране все участники военного мятежа были бы давно казнены» — «Вы правы, месье, но у них были бы адвокаты!..»

Иннокентий Смоктуновский и Владимир Мотыль на съемках «Звезды пленительного счастья»

Другие фильмы Мотыля в сотни раз менее известны. Но не потому, что хуже — просто в свое время их не увидели стараниями не любивших режиссера чиновников (не всегда могли спасти ветераны), сейчас их не знают, потому что лень, судя по всему, знать. А между тем, это крупные очень работы, достойные и внимания, и любви.

Особняком стоит картина «Расстанемся, пока хорошие» (1991), одна из несомненных вершин мастера, одна из лучших наших картин 90-х годов. В ее основе — рассказ Фазиля Искандера о гордом Баграте и о его противоборстве с негодяем-князем. Хотела княгиня подкупить Баграта, чтобы не участвовал тот в соревнованиях джигитов — не вышло. Снова сбросил Баграт князя с коня. Тогда еще более подлая сделка: пусть Баграт коня своего любимого продаст, а иначе не даст княгиня своего позволения на свадьбу его сестры. Нечего делать, отдает Баграт коня — да только князь на нем и усидеть-то не может. Нет бы остановиться, разом прекратить все размолвки! Да куда там. События нарастают как снежный ком — и вот уже и конь погиб, и князь убит, Баграт уходит в горы, а к его дому движутся княжьи служки с факелами в руках.

В этом фильме у Мотыля очень остро поставлена тема Несправедливости, пунктиром проходящая через все его картины. Судьба несправедлива к герою — но так уж суждено. Но самое страшное, это как несправедливы к нему люди. Сколько раз он приходил им на помощь! Девушку спас от насильников, ее отца — от смерти. Торговца оберег от разбойников. Самих разбойников — от виселицы. Все они будут благодарны ему, но до поры до времени, а потом предадут. И еще раз предадут. И еще. «Расстанемся, пока хорошие», — печально говорит Баграт, когда с ним вновь пытаются быть добрыми. И за этим ясно встает: расстанемся — пока вы меня не предали.

Георгий Дарчиашвили в «Расстанемся, пока хорошие»

Совершенно убийственное кино — и по трагизму сюжета, и по мощи воплощения. И очень тяжелое — своей правдивостью, своей немилосердностью. Только так вот оно и бывает, в жизни-то. Как говорит герой: «Подлость не падает с неба. Всегда находится кто-то, кто толкает». И будто лишним доказательством тому — сломанная жизнь Георгия Дарчиашвили, исполнителя главной роли (по-русски, кстати, Баграт говорит голосом Сергея Гармаша). После этого фильма актера-грузина изгнали из родного театра за то, что он сыграл мусульманина. Как он сыграл (а сыграл он невероятно мощно!) — никого не волновало. Вот так просто оказалось лишить талантливого человека профессии. Зная такое, особенно горько смотреть эту картину — но посмотреть ее надо. Она стоит того времени, что потратит зритель — ее создатели потратили гораздо больше.

Сильной, ясной и точной, а главное остросовременной получилась у режиссера экранизация пьесы Островского «Лес» (1980). Классики на то и классики, чтобы быть вечно актуальными, но ведь эту актуальность надо еще и выявить! Мотыль смог. История такая: живет себе богатая дама глубоко бальзаковского возраста (Людмила Целиковская). Просыпаясь, каждое утро оповещает всех, что недолго ей осталось. Добрым словом вспоминает племянника, которому собирается завещать все имущество. И при этом приголубливает дебиловатого студентика (Станислав Садальский), потихоньку превращая его в своего любовника. И тут как раз совершенно некстати объявляется тот самый племянник (Борис Плотников). Мы уже знаем, что никакой он ни отставной офицер, а артист Несчастливцев, мыкающийся то из Вологды в Керчь, то обратно; не сразу, но узнает об этом и тетка.

Оператор Владимир Ильин и Владимир Мотыль на съемках «Леса»

В «Лесе» ярче всего выражена еще одна тема, которая лежит в основе нескольких картин Мотыля — выбор между Деньгами и Честью. Несчастливцев нищ, но он трижды отказывается от крупной суммы. Первый раз, правда, театрально — под видом милости тетка отдает племяннику долг, о котором тот не знает; вжившись в роль богатея, он заверяет ее, что ни в чем не нуждается. В следующий раз он уже забирает эту тысячу, но не берет ничего свыше, что не считал бы своим. Но главное — в финале. Тетка не намерена давать племяннице в приданое ни копейки, а будущий свекор, купец, отказывается без такового женить своего сына. Более чем обеспеченные родители с легкостью готовы поломать судьбы детей, ставя денежные вопросы выше любви и человеческого счастья. И лишь бедняк оказывается способен на благородный жест — отдавая сестре эти злосчастные деньги, оставаясь, как и был, с пустым кошельком. В финале Мотыль еще раз подчеркивает чистоту своего героя: подобрав с земли дорогие часы, Несчастливцев отдает их совершенно стороннему человеку. Тот не отказывается, берет, хотя мы совершенно точно знаем, что часы не его. Честный герой же остается по-своему счастлив — он не украл и не воспользовался даже тем, что валялось у него под ногами. Честь превыше случайного богатства.

Схожий вопрос в центре и следующей картины Мотыля, «Невероятное пари, или Истинное происшествие, благополучно завершившееся сто лет назад» (1984). Это экранизация нескольких рассказов Чехова про деньги. Режиссер не стал объединять их в единое целое, а так и оставил — новеллами. Про дачный роман, в котором любовь оказалась такой же графой в счете, что и коньяк со сливками. О сапожнике, молящего черта о богатстве. Про мельника, одаривающего родную мать… всего лишь двадцатью копейками. Все эти истории крепятся друг к другу на единый стержень, в качестве которого и выступило то самое пари: банкир (Алексей Петренко) поспорил с честолюбивым молодым человеком (снова Плотников), что тот просидит взаперти целых пятнадцать лет. А коли просидит — получит два миллиона (не так давно, кстати, этот сюжет был вновь экранизирован). Годы прошли, узник потратил их на чтение книг, изучение языков и наук. В итоге он не стал дожидаться заслуженного выигрыша и вышел из своей добровольной темницы незадолго до срока. Приобретенная мудрость показала ему, что деньги — тлен, жаждущий их достоин презрения.

Ирина Муравьева в «Невероятном пари, или Истинном происшествии, благополучно завершившемся сто лет назад»

Не таков пока герой фильма «Несут меня кони…» (1996) — деньги ему нужны, чтобы уехать из Севастополя в Москву. Сам он — юрист (Андрей Соколов), но честный, а потому и бедный. Но честь в суде — это одно, а в личной жизни — для него это совсем почему-то другое. Не прошло и года, как он отбил красивую женщину у мужа, которому она так многим была обязана. А теперь сам готов убежать от нее куда подальше — разлюбил, больше не тянет. Формально — это осовремененная версия чеховской «Дуэли» (рассказ уже был воплощен на экране двумя десятилетиями ранее в фильме «Плохой хороший человек», приветом тому — большой портрет Высоцкого на стене у героя). Но привычных нам «чеховских ноток» здесь нет и в помине, разве что персонаж Сергея Виноградова стреляет с катера чаек. Это Чехов, растворенный в нашей жизни не словами и паузами, а только сюжетом — как некогда лучшие друзья доходят до такой степени разногласий (суть которых — отношение к женщине), что единственный достойный выход — стреляться, как раньше, из пистолетов.

«Оставь мне самому это — мордой об стол», — говорит герой (или антигерой?) приятелю, пытающемуся остановить его от ошибок. Что это, как не девиз привычной нам русской жизни? Абсолютное отрицание чужого опыта, полная решимость самому и нести свой крест, и испить всю чашу до дна. Мотыль прекрасно это уловил — всю прямоту и одновременно всю «кривизну» русской души: «Никто не знает настоящей правды», — так все запутано в человеке. И еще он на каком-то элементарном, молекулярном уровне ухватил саму атмосферу того времени — 90-х (например, приходит телеграмма, что мужа героини убили, и это ни у кого не вызывает вопросов: тогда действительно всех убивали). Все это позволяет причислить эту картину (наравне с «Расстанемся», безусловно) к числу лучших фильмов, снятых на русском языке в последнее десятилетие ХХ века.

Игорь Лях в «Жил-был Шишлов»

У героя фильма «Жил-был Шишлов» (1987) есть своя теория насчет плохого и хорошего в человеке — что это вроде как заряда в электричестве. И отличать так своих от чужих — очень даже удобно. Стоит только дать в руки провод — сразу все станет ясно: кто здесь с отрицательным зарядом внутри, а кто — с положительным. И только в финале герой вдруг открывает для себя страшную истину: «Видать, два заряда живут в людях, не размыкаются». Да поздно. Первые революционные годы. В захолустной деревеньке правдолюб Шишлов организует «Отряд борьбы за светлый быт». Начальство во главе с комиссаром над новообразованием поначалу посмеивается и вверяет в его обязанности разбирательства над выпившими или изменившими мужьями. Но мало-помалу авторитет Шишлова растет, его начинают опасаться. Слишком уж наглый, слишком уж бесцеремонный и слишком уж нарочито-честный. Пользуясь служебным положением телефониста, он прослушивает все местные разговоры — но держать в себе разнюханные таким образом секреты отнюдь не собирается.

Постепенно зрителю (увы, не самому герою) становится очевидно, что как раз вот такими сознательными и принципиальными легче всего манипулировать и управлять. Ревностная борьба Шишлова с вредителями оборачивается тем, что сами вредители берут борца к себе на службу — да так, что тот и не осознает ничего, принимая все за чистую монету. Дело в том, что «красные», одолев буржуев, получили не только их власть, но и их богатые дачи. И теперь уже им очень не нравится, что ради общего блага этими дачами кто-то намерен пожертвовать. «А как же с революционной идеей?» — звучит в фильме вопрос. «Увязывай с конкретной обстановкой», — звучит более чем понятный ответ. И Шишлов, чрезмерно активный в своем выявлении ворюг, бюрократов и взяточников, попадается на простейшую удочку — когда взятку подкидывают мешающему, ставшему неугодным человеку. А в финале он сам оказывается тем «внутренним врагом», которого настоящие (но, в отличие от него, более хитрые и в итоге победившие) внутренние враги сживают со света.

Владимир Мотыль

«Когда вождь сытый — это уже не вождь», — говорит Шишлов, чувствующий себя вождем только вследствие своей недальновидности, реальные вожди подобное его суждение явно не поддерживают. Конечно, в советское время такой фильм — обнажающий всю правду о правящем строе — был попросту невозможен. Но 87-й год, это уже эпоха гласности, перестройки. Что, впрочем, уже готовой картине мало помогло — телевидение совершенно не спешило (как и не спешит) повторять ее год от года. Потому что изменилось-то все крайне мало. И сколько сейчас таких дач, и сколько борцов за правду, которые и не ведают, что борются с призраками — на самом деле в интересах тех, против кого и стоило бы бороться. Стоит признать, что в художественном отношении эта картина у Мотыля не из первых — она неровная, длинная (две серии), затянутая. Но по заложенной внутри Мысли, по той Идее, которую хотел донести (и донес!) до нас автор — этот фильм стоит очень высоко, и не только в творчестве режиссера.

А первый фильм Владимира Мотыля, с которого все начиналось — «Дети Памира» (1963). История, быть может, и немудреная, но рассказана со вкусом (недаром его потом с «Таджикфильма» сразу на «Ленфильм» перевели). Высоко в горах живут люди, не ведающие, что где-то в мире победила революция — уж больно трудно ей, революции, сюда по единственной тропе добраться. Но трудно — не трудно, а надо — и вот однажды красное знамя все-таки воцаряется над крышей мира. Как водится, большевики тут же свергают местного судью и зовут детишек в школу. Кто сам не идет, тех тащат родители с наказом учителю: «Не будет слушаться — убить можешь. А кости мне вернешь». Дикий народ. Но это пока только затравка. Довольно-таки быстро осветив обязательный курс молодого бойца, включающий непременную скорбь по кончине еще совсем недавно неведомого детям Ленина, Мотыль постепенно сворачивает политграмоту и приступает к той части рассказа, благодаря которой фильм, собственно, интересен и сегодня. Школа закрылась, учитель уехал: неужто все, кончилась власть Советов? Четверо смелых — два пацаненка, малец и девочка («Меня бабушка не убьет — старая») — налегке отправляются в горы, чтобы дня через три (в лучшем случае) дойти до ближайшего то ли городка, то ли поселка, там найти комиссара и получить от него руководство к действию. Ночью тропа обрывается.

Владимир Мотыль на съемках «Детей Памира»

Это не выдающаяся картина. Но любопытная. В ней много чудных изобразительных решений: например, конные смотрят снизу вверх на березы, сплошь облепленные детьми. Иногда стремительное действие замирает в стоп-кадре — и получившаяся фотография передает, кажется, больше, чем обычная склейка, интересный ход. Часть действия и вовсе превращается в фотоколлаж: мальчик взбирается на гору, ребята долгий путь проходят по снегу — череда выразительных снимков заменяет минуту-другую, быть может, тоже выразительного, но брожения по кадру. Иногда оживают рисунки — эти анимационные вставки заметно оживляют фильм, рассчитанный, как-никак, изначально на аудиторию младших и средних классов.

Впоследствии подобные изобразительные «изыски» не ушли из творчества режиссера, желание снимать красиво и неординарно — осталось. Чего только стоят прелестные рисунки-титры в «Жене, Женечке»! Или такой вот, хотя бы, пример, такая странность: в некоторых фильмах Мотыля изображение иногда размывается в легком изящном расфокусе — то ли скрывая недостатки, то ли таким образом сильнее погружая нас в воссоздаваемую автором атмосферу. Получается премило. И что уж говорить о выстроенных по всем законам русской живописи кадрах, которыми полны его воистину художественные картины!

Владимир Мотыль совсем немного не дожил до премьеры своего последнего фильма — «Багровый цвет снегопада» (2010). Оценивать эту картину мы здесь не будем — она не отошла пока что Истории, она принадлежит сегодняшнему дню. Но вполне возможно, что кто-то после и ее назовет Бриллиантом.


Все новости