Как водится, в конце нулевых составлялись всевозможные списки лучших песен, главных книг, самых важных событий. Куда в таком деле без кино? У каждого киномана без особого труда наберется десятка-другая любимых фильмов, вышедших за последнюю декаду. У кого-то туда войдет дилогия про Билла, у других — борниана, у прочих — четвертый «Индиана Джонс» или «Крепкий орешек». Другое дело — кинокритики. Их же хлебом не корми, дай что-нибудь этакое выкинуть. Им ведь мало состоявшихся авторитетов, они так и норовят возвести на трон кого-нибудь новенького. Чтобы простой народ взял — и ахнул: «А это еще кто такой?!» Когда в 2009 году ведущие киноэксперты разных стран высказывали свое мнение, кто же нынче лучший режиссер, снявший лучшую картину, рассуждали они, надо полагать, таким вот образом. Нет ничего оригинального в том, чтобы назвать Тарантино или, допустим, фон Триера — их каждый назовет. Нет! Настоящий критик морщится от общепризнанных имен — по долгу службы он обязан находить свежих кумиров. Лучше всего таких, кто не понят или вовсе не замечен «толпой». И поэтому, как тонкий ценитель прекрасного, он пророчит нового гения в том, кого остальные, увлеченные «звездами», наверняка позабудут. Суммирование баллов показало, что практически неизвестного широкой публике тайца назвал (уверенный — хотя это только предположение — что назовет его единственным) едва ли не каждый анкетируемый.
Результат — Апитчапон Вирасетакун признан передовым мировым сообществом одним из лучших режиссеров 2000-х и первым среди всех, в этом десятилетии дебютировавших. Сразу три его картины — «Синдромы и столетие», «Тропическая лихорадка» и «Благословенно ваш» — вошли в списки основных шедевров нового века. Таков выбор критиков, а уж они-то знают.
Апитчапон Вирасетакун
Так кто же это такой, Вирасетакун? Родился в Бангкоке, вырос в провинции на севере Таиланда. В университете изучал архитектуру, некоторое время работал по специальности. В 24 уехал в США, где познал кинематографические азы в Чикагском институте искусств. Для нынешней своей ошеломляющей славы вроде бы откровенно молод: 16 июля ему исполняется сорок. Но для сорока — страшно производителен: его фильмография включает уже двадцать (!) наименований. Впрочем, подробное их изучение успокаивает: абсолютное большинство из них короткометражки. Полных метров у режиссера пока только шесть — что тоже солидный багаж. Причем шестой — «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни*» — на днях был торжественно представлен в Каннах и получил не только, как водится, восторженные пришепетывания фестивальных завсегдатаев, но и самое главное свидетельство режиссерской состоятельности: «Золотую пальмовую ветвь», которую случайным «суммированием» уже не обоснуешь. Но такое кино — не для слабых: без серьезной подготовки не высидишь. Однако попробуем.
Начнем с самых известных картин мастера. На мировую орбиту он поднялся с фильмом «Благословенно ваш» (2002), милостиво пригретым, разумеется, Каннами: картина победила в программе «Особый взгляд». Затем последовал «Золотой Александр» на кинофестивале в Салониках, призы Роттердама и Сингапура. В Буэнос-Айресе Вирасетакуну дали сразу две награды: за режиссуру (от основного жюри) и приз ФИПРЕССИ, в прилагаемой к которому витиеватой формулировке было и про «искусный и оригинальный способ» рассказа, и про «культурный контекст универсального масштаба». А журнал «Кайе дю синема», этот легендарный маяк посреди бушующего океана артхауса, поставил ленту на третье место в десятке лучших произведений года.
Кадр из фильма «Благословенно ваш»
О чем же фильм? Он начинается со сцены в поликлинике: две женщины — постарше и помоложе — привели на прием молодого мужчину, у которого по всему телу образовалась какая-то краснота. Но странно не это, а то, что сам пациент не произносит ни слова. «Почему вы не отвечаете сами?» — удивляется врач. «Он не может говорить, — объясняют спутницы. — У него горло болит». Но доктор не замечает в горле ничего плохого. «И давно это с ним?» - «С детства», — тут же находится одна. «Довольно давно», — уточняет вторая. Но очевидно, что «больной» не только не может говорить — он еще и не понимает ничего. А вскоре выясняется, что и краснота — лишь предлог для визита. Пришедшие просят выписать медицинское свидетельство, необходимое мужчине, чтобы устроиться на работу. Врач отказывает: этого нельзя сделать без предъявления документов. Настойчивые уговоры и уловки (типа, мы потом принесем) не помогают: таковы правила. По отчаянию в глазах женщины легко догадаться: паспорт у ее друга отсутствует. В дальнейшем (постепенно, по ходу картины) становится понятно, почему. Парень, оказывается, не местный — приехал (судя по всему, нелегально) в Бангкок из Бирмы, в поисках заработка. Покинутым родным он пишет письма (которые проговаривает за кадром и украшает забавными рисунками, накладываемыми поверх изображения), описывая в них свои безрадостные будни на чужбине и подписываясь: «Благословенно ваш».
То есть, это остросоциальная такая получается история: о тяготах третьего мира, о нелегкой жизни азиатского пролетария. Но Вирасетакун знаменит отнюдь не своей заботой о ближнем. Прославила его структура, по которой он смастерил два своих шедевра — этот и «Тропическую лихорадку». Она состоит из двух частей. В первой автор фильма показывает Город. В данном случае это больница, офис, фабрика, рынок, долгие проезды по улицам (практически фирменный знак режиссера) — набор не особо выразительных эпизодов, призванных, как можно догадаться, продемонстрировать бессмысленную толчею и суету обитателей мегаполиса. А потом действие неожиданно перемещается в Джунгли. В «Благословенно ваш» герои выезжают в сельскую местность отдохнуть и возлюбить друг друга на фоне чудного пейзажа (водораздел отмечен… вступительными титрами, которые демонстрируются зрителю на 45-й (!) минуте от начала картины!) И уже там…
Кадр из фильма «Благословенно ваш»
Вообще, это противопоставление города и деревни (параллели и контрасты) нам прекрасно знакомо по «Афоне» — и каждый легко припомнит, насколько там этот переход снижал градус повествования. Но Вирасетакун именно этим и берет. Городская часть для него лишь пролог, прелюдия (жаль, конечно, что настолько долгая) — собственно Кино начинается именно на открытом просторе (и к нему обязательно необходимо прорваться сквозь скуку первого действия!). Здесь, затаив вместе с экранными персонажами дыхание, зритель погружается в атмосферу благостного Покоя, вслушивается в умиротворяющий треск цикад (или кто там может трещать), практически вдыхает полной грудью тот живительный кислород, которым полна матушка наша Природа. Затем вместе с героями совершает ритуальное омовение в святой воде. Затем вместе с ними без остатка отдается сладостной безмолвной полудреме: жарким солнечным днем глаза сами закрываются, спасаясь от зноя.
«Меня кто-то укусил», — произносит в какой-то момент героиня, и сердце вздрагивает: вот оно, началось! Рыжий муравей! Сейчас (по заветам славного Такаси Миике и прочих товарищей) в считанные минуты разовьется мутация, ее лицо обезобразится, и либо она сама превратится в чудовище, либо престрашный монстр выскочит из-за куста и искусает всех в клочья! Ан нет, не дождетесь, все тихо. Муравьев, сбежавшихся на крошки, аккуратно стряхивают. Жизнь прекрасна. И словно бы в благодарность за это ближе к финалу (не бойтесь, не спойлер) из мужских трусов заботливо вынимается то, чему каждый этой жизнью обязан: член, обязательная примета «актуального» в кинематографе. Но не подумайте! Он — как Природа, полон Любви, примкнешь к нему — и дивно расцветет. И сразу лезут в голову знаменитые строки, что Мир спасет Красота.
Кадр из фильма «Тропическая лихорадка»
Как уже было сказано, вышедшая в 2004-м «Тропическая лихорадка» (или «Тропическая болезнь», как кому больше нравится — оригинальный тайский заголовок все равно переводится как «Чудовище») построена по аналогичной схеме. В первых кадрах фильма солдаты из лесного патруля находят в чистом поле, возле опушки, мертвое тело. Уносят его. Через весь кадр по полю проходит голый мужик. Спустя десять минут история входит в городскую плоскость и начинает как-то шевелиться: футбол, компьютерный зал, распиливание льда, обувной магазин, ночной автобус, концерт, бильярдная, больница. Изредка показывают деревню и даже огромную пещеру с обустроенным внутри храмом. Все это время мы следим за похождениями двух отдыхающих солдатиков и становимся свидетелями того, как их дружба мало-помалу превращается в нечто большее — чему свидетельством заигрывания коленками в темном кинотеатре и страстное целование рук при расставании.
На исходе первого часа действие вновь перемещается ближе к природе. Сначала за кадром звучит реплика озабоченной пропажей коровы женщины: «Все жители деревни чертовски напуганы: монстр, да еще какой». Пока солдат рассматривает фотоальбом, изображение вздрагивает и гаснет. И с нового заглавия — «Путь духа» — начинается совершенно новый рассказ. Титр вводит нас в курс легенды о шамане, который мог превращаться в животных и любил играть с людьми разные шутки. И потихоньку мы понимаем, что солдат решил этого шамана выследить. Один. В джунглях. Где живет много диких обезьян. И бродит свирепый тигр.
Говоря о фильмах Вирасетакуна, часто произносят слово «медитация». Действительно, иначе и не скажешь. И в этом деле режиссер, заводя нас вглубь тропического леса, показывает себя настоящим профи: ничего не происходит — а интересно. «Все мы по природе своей дикие животные, и долг разумного существа стать чем-то вроде укротителя, способного держать животное под контролем и заставить его исполнять все необходимые задачи по команде», — заботливо предупреждает нас цитата в начале фильма. Спасибо ей, она многое объясняет. Этот фильм Вирасетакуна в Каннах участвовал уже в конкурсе и получил Приз жюри (тут надо учесть, что председателем оного был главный на свете ценитель всего азиатского — Тарантино). Затем последовали Приз критики в Сан-Паолу, Специальный приз жюри («за потрясающее и уникальное видение») в Индианаполисе и Приз за лучший фильм на Международном фестивале геев и лесбиянок (да, Апитчапон такой) в Торино. «Кайе дю синема» на сей раз признало Вирасетакуна лучшим из лучших.
Кадр из фильма «Тропическая лихорадка»
А вот следующее творение знаменитого тайца — «Синдромы и столетие» (2006) — почему-то оказалось обделено престижными наградами. Не потому ли, что его премьера состоялась не в Каннах, а в Венеции — где оно к тому же не получило ничего, кроме благодарных аплодисментов после показа? Да, уход с набережной Круазетт на остров Лидо вышел Вирасетакуну боком: французские апостолы от кинокритики (неизменное «Кайе») хоть и включили фильм в свою годовую десятку, но на сей раз только замыкающим список. Тем более странно, что сегодня именно эту картину эксперты признают режиссерской вершиной своего кумира — ну, если только новая (что возможно) не оказалась вдруг лучше.
Фильм начинается в сельской больнице (на самом деле, в этой привязанности мэтра к медицинским учреждениям ничего странного нет: его родители — врачи, и им, кстати, и посвящены «Синдромы»). Очаровательная девушка тестирует нового работника: задает разные вопросы, просит вытянуть руку. Когда он уходит, предлагает чай сидящему в кабинете посетителю. Тот, стесняясь, преподносит ей подарок. Чуть позже та же девушка терпеливо выслушивает сон приблудного монаха (курицы хотели отомстить тому за то, что в детстве он ломал их соплеменницам лапки), отказываясь при этом выписать ему лекарства на целую деревню. Потом другой монах, помоложе, лечит зубы и откровенничает, что раньше мечтал стать ди-джеем, дантист в свою очередь оказывается певцом. Затем девушке делают предложение, и так далее.
Кадр из фильма «Синдромы и столетие»
Вопреки ожиданиям (мы же знаем уже манеру Вирасетакуна) никаких мистических Джунглей во второй половине фильма не появляется. Напротив, действие переходит… в городскую клинику. И — вот тут-то и заложена «фишка»! — принимается крутиться по новой. Натурально: в середине картины неожиданно, безо всякого предупреждения, начинается повтор уже виденных нами сцен — с теми же лицами, только в иной обстановке. Та же девушка задает те же вопросы тому же человеку. Тот же пожилой монах рассказывает тот же свой сон — но вот он уже другому врачу. Разве что кабинеты теперь не те — побогаче. Потом, правда, сюжет обретает нюансы. Эх, неслучайны были прозвучавшие ранее вопросы: каким ты был в прошлой жизни, кем хочешь стать в следующей? В философии режиссера все, оказывается, имеет значение! Сколько горьких смыслов несет, допустим, эпизод, в котором невеста показывает жениху фотографию завода: «Вот бы переехать туда. Он такой современный. Настоящий хай-тек, новое слово в архитектуре». Какой сокрушительный удар по столь любимой режиссером природе!
Отвергнутые Джунгли здесь заменяются сценой, которая идеально объясняет их присутствие в предыдущих картинах. Она снята одним планом, длится минут шесть, практически статична: камера только придвигается к героям, а потом едет назад (вообще, Вирасетакун не из тех режиссеров, кто любит короткие и быстрые склейки — они ведь не способствуют медитации). В больничном кабинете беседуют, выпивая, врачи. Желая показать свое мастерство, врачиха кладет руки на голову больного юноши. «Что вы делаете, доктор?» — «Исцеляю чакры. Я направляю солнечную энергию. Я хочу передать ему свою энергию. Закрой глаза. Я хочу, чтобы ты представил себя гуляющим в лесу, перед тобой огромный водопад и кристально-чистый поток. Вода очень холодная. Теперь погрузи обе руки в поток. Глубже. Сейчас твои руки впитают воду. Она течет вверх, к голове, и разливается по всему телу. Вода в твоей голове смоет все и испарится в небо. Теперь у тебя свежий разум. Он прозрачный, прозрачный как хрусталь…». Во время этого монолога камера медленно отъезжает назад. А женщина, сидящая за столом, пристально смотрит нам прямо в глаза.
Апитчапон Вирасетакун на съемках «Синдромов и столетия»
Кстати, если и начинать знакомство с Вирасетакуном, то имеет смысл, пожалуй, начинать его именно с «Синдромов». Не то чтобы они проще — просто здесь хотя бы (или так кажется?) больше слов, за которые легче уцепиться не поднаторевшему еще в тайской кинопоэзии разуму. Впрочем, для финала все равно понадобится изрядная подготовка. Там есть, например, такой загадочный образ: толстая резиновая кишка, всасывающая в себя дым. Если это и впрямь метафора, то смекалистые легко сообразят, что здесь значит кишка, а что дым. И сделают, наверное, выводы.
В какой-то мере первый большой фильм Вирасетакуна — «Таинственный полуденный объект» (2000) — честнее его прочих. Он тоже «замороченный», но здесь хотя бы еще не сформировалась та неизменно бросающаяся в глаза претензия на Высокое Искусство, которая с головой накрыла режиссера впоследствии. Он даже забавный — но не как «первые робкие шаги» будущего гения, а и сам по себе. Картина выкроена как весьма любопытная смесь документального с игровым и строится на довольно простом, но и достаточно занятном ходе. Некая съемочная группа беседует «за жизнь» с простой женщиной; та, похоже, настоящая — 
в смысле, не актриса и не играет (хотя это не показатель — Вирасетакун и сейчас чаще всего снимает непрофессионалов). Выслушав ее откровения о тяжелой судьбине, интервьюер неожиданно просит рассказать что-нибудь еще — не важно, что, можно придуманное, можно правдивое. Ну, и женщина начинает повествование о мальчике-инвалиде, к которому не приходили родители, а заботилась о нем хорошая учительница.
Интересное начинается тогда, когда все нити повествования переходят к другому рассказчику. Подхватывая историю там, где она оборвалась, следующие собеседники кинематографистов постепенно заводят ее в такие дебри, что поневоле начинаешь нервно улыбаться («Помните? На самом деле она и есть таинственный мальчик» — то и дело заботливо возникают титры, подсказки невнимательному зрителю). Когда под конец в кадре появляется детвора, то сюжет, ставший уже мистическим, изящно заканчивается прилетом инопланетян, появлением волшебного меча и победой добра над злом. И чтоб уж совсем было хорошо, учительницу еще и тигр благополучно съедает (закономерно, согласитесь, для школьников). Не зря все-таки фильм открывался с титра, который сразу позабылся, а между тем изначально четко определил жанр всего дальнейшего: Once upon a time — «Жили-были» практически. Завершается, к слову сказать, фильм тоже «сказочно»: не спешите выключать телевизор, как появятся финальные титры — после них вас еще ожидает пять-шесть минут медитации, преобразованной в видимость действия; куда уж без нее.
Но подлинным финалом фильма кажется обнародование государственного указа (вступающего в силу немедленно) о закреплении магистральной политической линии: дружбе Таиланда с США — крепнуть! Что в этом конкретном фильме выглядит не иначе как едкой издевкой: настолько он по духу своему, по воплощению далек от всего американского. Впрочем, при желании здесь, конечно, можно увидеть отголоски хоть Линча, хоть Джармуша — с их творчеством обучавшийся на американской земле таец, несомненно, знаком не понаслышке. Как и они, он превосходно знает, что зритель страсть как любит все непонятное. И как они, наполняя свои произведения этим самым «непонятным», обожает оставлять этого самого зрителя в дураках.
Кадр из фильма «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни»
Для полноты рассказа добавим также, что между своими уже классическими лентами «Благословенно ваш» и Тропическая лихорадка», Вирасетакун в соавторстве с Майклом Сяованасаи снял еще одну «забавную» картину — «Приключения Железной Киски» (2003), в котором Железная Киска — спецагент-трансвестит — борется с преступностью. Само название и сюжет уже навевают мысль, что этот изюм не нуждается в дополнительных рекомендациях. Но в совокупности с тем, что Это снял Тот, о котором рассказано выше, фильм должен быть любопытен вдвойне.
Примечательно, что первая крупная награда — за его полнометражный дебют — нашла Вирасетакуна на кинофестивале в канадском Ванкувере. Спустя десятилетие именно канадскому Торонто суждено будет окончательно закрепить его имя в Вечности: именно там самые видные эксперты мирового кино назвали «Синдромы и столетие» лучшим фильмом нулевых XXI века. Возможно — отбросим в сторону иронический тон — они все-таки правы. Нет, в фильмах Вирасетакуна что-то этакое все же есть! Их, не будем отрицать, очень трудно смотреть, но это только если поначалу. Стоит же к ним вернуться (а такое желание вполне может скоро возникнуть — впрочем, без гарантии) и пересмотреть хотя бы пару-другую эпизодов — как захочется еще раз поставить диск на начало и вновь с головой окунуться в этот загадочный мир, полный тишины, спокойствия и мистики. Несомненно, такие фильмы должны быть, и даже если бы их не было, их стоило бы придумать. Они нужны не только для того, чтобы киноманам жизнь сладкой не казалась, но и как некая альтернатива окружающего нас мира — как кинематографического (все эти боевики, комедии, блокбастеры), так и мира вообще. В любой палитре должно быть разнообразие. Апитчапон Вирасетакун — весьма примечательная краска. Золото Канн это только подтверждает.
