Стив МакКуин пришел в «большое кино» из мира современного искусства. Как принято говорить в подобных случаях: оно и видно. Равно как и «Голод», где изумительный артист Фассбендер героически таял на глазах, пребывая в образе объявившего голодовку заключенного, «Стыд» — это прежде всего экспозиция больших талантов исполнителя главной роли. За Майклом Фассбендером действительно наблюдаешь, как за предметом доподлинного искусства. Играя Брэндона, несколько перверсивного манхэттенского клерка, актер каким-то чудом умудряется быть на экране не пациентом, не «американским психопатом», а дико красивым символом одиночества, которое в большом суетливом городе, как известно, ранит нестерпимо больно. По сюжету свои душевные страдания главный герой научился успешно замещать сексом. С ним, правда, если поверить авторам фильма, в США дела обстоят примерно так же, как с сильнодействующими анальгетиками — эффект есть, но если подсесть, становишься тупым безвольным наркоманом, который в какой-то момент перестает ощущать что-либо, кроме потребности в «дозе». Остановить процесс превращения мужчины в приложение к своему собственному члену здесь призвана чудная Кэри Маллиган, играющая младшую сестру Брэндона. Когда неуверенным сиплым голоском девушка запоет «New York, New York», по щеке разбитного братца скатится скупая слеза. Для полного выздоровления, впрочем, этого окажется недостаточно.
Смешно, конечно, но «Стыд», несмотря на влепленное NC-17 за откровенные сцены, по части благовоспитанности может потягаться с воскресной проповедью. Стив МакКуин начинает предельно сдержанно. Пока на фоне вечно гиперэрегированного Нью-Йорка развивается большая человеческая трагедия, зритель медленно, но верно приходит к выводу, что стыд — он, как и красота, в глазах смотрящего (собственно, каждый раз, когда герой Фассбендера приспускает брюки, ты невольно вздрагиваешь, ожидая какого-нибудь непотребства, а тот бац — и к новым штанишкам тянется, чтоб переодеться). В сущности, на протяжении всего фильма режиссер рысцой бежит от непристойности. И что удивительно, у него это замечательно выходит: на сценах секса, которые тут время от времени случаются, тебе не до смущения — все мысли в основном о том, как оператор сумел так потрясающе выставить на съемочной площадке свет. Безусловно, МакКуин был бы совсем умницей, не случись с ним к финалу беда. Убежав от непристойности, автор пересек финишную прямую, за которой все это время пряталась дремучая непроходимая пошлость. Кажется, чем-то подобным обычно промышляет режиссер Аронофски, чтоб под помпезно звучащего здесь Баха, да с заламыванием рук, да с проливным дождем, который красиво умоет заплаканное лицо страдальца, да с багрово-красной кровью, стекающей по белоснежной кафельной плитке, и обязательным грехопадением (видимо, чтоб зритель взвизгнул он неожиданности, оно тут происходит в гей-клубе под утробный рев фрустрированного героя). Честно говоря, в эти моменты твоя ладонь непроизвольно тянется к лицу, и впервые за два часа тебе становится по-настоящему стыдно.
