- Как возник замысел этого фильма?
К.Б.: После “Идеальной любви” мне захотелось написать о том, как снимался этот фильм. Съемки фильма - это законченный сюжет, стробоскопический взгляд на жизнь. Фильм - вымысел, ты рассказываешь историю, сам процесс его съемок - микрокосмос, где все жизненные страсти проигрываются очень быстро в короткий период времени, это происходит быстрее и интенсивнее, чем в нормальной жизни. Я представляла себе этот проект в виде книги. Но я отказалась от него, потому что когда я пришла к своему издателю, он посоветовал мне этого не делать и сказал, что я должна написать “настоящую книгу”. Затем телеканал “Арте” пригласил меня снять телефильм для серии “Мужское - женское”. Сначала я решила, что использую маленькую телекамеру, чтобы снимать большую кинокамеру, и что то, что я не смогла бы сделать в кино, я сделаю для телевидения. Съемки фильма - нечто магическое и очень странное. Я хотела это показать и начала писать сценарий, не зная, что у меня в итоге получится. Обычно у тебя есть несколько идей и в то же время ни одной идеи, и просто пишешь как пишется. Так было и в этот раз. В результате за месяц я написала этот сценарий и сценарий под названием “Порнократия”. Когда я их перечитала, то поняла, что фильм о съемках фильма нельзя сделать на телевидении, потому что его надо снимать в студии, поняла, что я хотела бы взять на главную роль актрису более известную, чем те, с кем я обычно работаю, и что мне нужны две кинокамеры. Бюджет был бы слишком велик для телевидения. Поэтому я сделала “Узкий пролив” для телевидения и решила, что этот фильм я сниму для кино.
Я больше не перечитывала сценарий, и только когда этот проект приобрел реальные очертания, я поняла, что поставлено на карту, в какой большой мере он оказался автопортретом. Я хотела просто заснять на пленку, как снимается фильм. Но поскольку вдохновение приходится всегда искать внутри самой себя, получилось, что фильм рассказывает о том, как я сама снимаю фильм, обо мне самой! Съемки приобрели настолько шизофренический характер, что стали не очень приятными. Приятными были мои отношения с актерами, но не мои отношения с самой собой. Иногда на съемочной площадке люди переставали что-либо понимать - они уже не знали, кто они - члены реальной съемочной группы или играют их роли. Это было очень странно.
- Желание сделать этот фильм возникло у вас в тот момент, когда вам захотелось поразмыслить о вашем методе работы и о себе самой?
К.Б.: Автопортрет не есть автобиография. Я задалась вопросом, в чем же разница, и поехала посмотреть автопортреты Рембрандта в Вену. Почему эти автопортреты интересуют других людей? Автопортрет - не портрет. Он сделан изнутри, а не извне. Этот фильм стал автопортретом помимо моей воли. Анн Парийо - не мой клон. Она - это она. Я не пыталась превратить ее в себя. Это скорее симбиоз, своего рода гармония. Ты делаешь фильмы, потому что показываешь себя другим. Все актеры в известном смысле являются частью тебя, но в некоторых фильмах это заметнее, чем в других. В этом есть что-то странное и магическое. Это похоже на то, как люди влюбляются в людей, похожих на них самих. Фильмы - это форма любовного акта. Создание фильма - это желание. Например, Актриса (Роксана Мескида) в фильме, который делает Жанна (Анн Парийо) выглядит в фильме совершенно незначительной, когда ее не снимают. Но когда ее снимают, в ней появляется магия, потому что на нее обращены взгляды других. Актер - некто, созданный из взглядов других людей.
Этого не понимают те, кто говорит, что я тираню актеров. Это форма одержимости, но ты одержим фильмом, который делаешь. Фильм - это как бы “чужой”, который живет внутри нас и овладевает нами. Съемки фильма - это транс. Со стороны они кажутся очень жестокими, но если смотреть изнутри, то эта жестокость похожа на страсть, это великолепная жестокость.
На банкете после окончания съемок Анн вся сияла. Да, она была измучена. Мы работали по четырнадцать часов в сутки, у нее были тонны диалога, она только что родила, и все-таки она сияла. Всех этих проблем в фильме не было видно, потому что актер сродни факиру. Нужно идти по раскаленным углям и не обжечься. Это магический момент в его жизни. Кроме того можно сказать, что вы убили бы отца и мать, чтобы сделать фильм. Это отрицательная сторона. Да, вы убили бы отца и мать, чтобы сделать фильм, потому что вы убили бы и себя, чтобы сделать фильм. Это самое важное. Кино - это утопия. Вот почему кино великолепно.
Есть люди, предпочитающие делать фильмы, строго следуя сценарию и графику съемок, люди, точно знающие, что они собираются сделать, люди, которых никогда не изумляют их собственные фильмы. Я никогда не знаю, что за фильм я собираюсь сделать, но мой фильм меня изумляет.
Кроме того, сразу по завершении работы над фильмом, я не могу сказать, о чем он. Я сознаю, что фильм “Интимные моменты” является своего рода результатом непонятного и совершенно восхитительного балансирования между фильмом, который я снимаю, и фильмом, который снимает режиссер, которого играет Анн Парийо. Вектор, который переносит зрителя из одного фильма в другой, есть магический вектор. Здесь не работают законы механики. Здесь нет ни одной сцены, которая подсказала бы, что мы переходим из одного фильма в другой. Неожиданно это просто происходит, и в это заключено сладострастие.
Я делаю фильмы, но не знаю, как я их делаю. Я знаю одно: я стараюсь делать их наилучшим доступным мне образом, а это означает огромный страх, огромную радость, огромную боль. Конечно актеры могут создать массу проблем. Но это как любовные романы. Это желание. Но в фильме материализуется только физическое желание. Это очень странно и нервирует всех, но в это же время это великолепно. Когда сцена снята, ты знаешь, что вся боль, которую ты испытывала сама и причиняла другим, кончилась, и переходишь к следующей сцене. Как будто заново рождаешься. Конечно это сродни очень резким сменам настроения, но наша жизнь полна подобными сменами настроений.
Фильмы - это рассказанные истории. История, которую ты рассказываешь, безусловно является твоим автопортретом. История, которую ставишь в кино, всегда является твоей собственной историей. Ты вынуждена спроецировать себя в эту историю. Когда делаешь фильм, ты являешься сердцевиной выдуманной историей, и все отождествляют тебя с тем, что ты снимаешь. Особенно, когда речь идет о сексуальной сцене! Сцена, которую называют сексуальной, это сцена, к которой все относятся как к какому-то секрету, она и заводит людей, и смущает. Есть такая вещь, как запретное изображение мужского полового органа. В кино этот запрет так силен, что все прибегают к подделкам. Отказ от подделки и обращение к иллюзии реальности - вот что воскрешает все табу, но и привносит все чувства, человечность. Когда нет табу, нет и человечности, есть только грязные шутки, казарменный юмор. И тогда половой орган становится костюмом.
- Из сказанного вами складывается впечатление, что вы сделали этот фильм не для того, чтобы что-то объяснить, а скорее для того, чтобы поделиться мыслями о некой тайне.
К.Б.: Да. Это тайна, и она останется тайной после того, как вы посмотрите фильм. Но я хотела, чтобы он был легким по тональности, чтобы зрители поняли, что съемки фильма полны юмора, хотя это и серьезный, волнующий и затягивающий процесс. Ты постоянно подшучиваешь над собой. Поэтому я и назвала фильм “Секс - это комедия”. Мне было нужно слово “комедия”. Я хотела, чтобы зрители знали, что люди на съемочной площадке много смеются. Главный принцип комедии не в том, чтобы показывать смешное. Смешное не представляет интереса. Комедия - это с юмором относиться к самым трагическим запретам в жизни. Призрак общества надевает на нас смирительную рубашку, превращает всё, что связано с сексом, в трагедию, этот призрак так запудривает тебе мозги, что ты перестаешь быть самим собой и повседневная жизнь наполняется болью. На съемочной площадке снимать сексуальную сцену тоже очень больно, эту боль ощущают все. Почему? Казалось бы, это такой пустяк! И еще очень странно, что все ходят с серьезными лицами. Вовсю идет подготовка к съемкам сцены, но никто о ней не говорит, это табу, как будто на самом деле мы не собираемся ее снимать. Это очень странно. Я хотела показать, что съемки фильма - форма приятной пытки. Это огромное удовольствие. Когда меня критикуют за излишнюю строгость во время съемок, я часто привожу в качестве примера альпинизм. С точки зрения физической, это чистая пытка, но тем не менее это огромное удовольствие. Я хотела показать, что когда доводишь сексуальную сцену до логического конца, актеры получают от нее массу удовольствия, как и все находящиеся на съемочной площадке, хотя потом никто не хочет в этом признаться. Мы живем в обществе, где люди никогда не признаются, что доставляет им удовольствие. Нужно стыдится самого себя, говорить: я не хотел, меня заставили. Разумеется, актеров надо заставлять, для этого я там и нахожусь. Не снимай я фильм, я бы этого не делала, я была бы такой, как они, я бы стыдилась, я не подчинилась бы своему удовольствию, я не хотела бы, чтобы другие люди смотрели, как я делаю определенные вещи. Все мы такие! Мы живем в обществе, которое заставляет нас стыдиться самих себя.
- В вашем фильме режиссер больше остальных подвержен сомнениям. Жанна постоянно ведет поиск в той области, где нет ничего само собой разумеющегося. Всё изобретается на ходу.
К.Б.: Это совершенно не похоже на мозговую атаку и подробный режиссерский сценарий! Я ненавижу такой метод! Я никогда не планирую фильм кадр за кадром. Я сделала это только для сцены на пляже, чтобы сократить, ужать ее! Рациональный подход отвратителен, это словно фильм уже сделан, а съемки всего лишь формальность. Это подход лежачих больных! Фильм возникает ниоткуда. Каждый день нужно вырвать три с половиной минуты фильма из пустоты. А пустота ужасает. Образы приходится выдирать из пустоты! Именно это великолепно в фильмах.
Об этом говорили и другие режиссеры. Как-то Осима рассказывал об одном из своих фильмов, где был кадр с солдатами на снегу, который все посчитали невероятно символичным. Осима говорил, что в утро, когда съемочная группа приехала снимать эту сцену с солдатами, шел снег и они просто сняли эту сцену. Режиссеру пришлось использовать свое воображение, чтобы понять, что случай может ему помочь.
Режиссер, строго придерживающийся сценария, решил бы, что надо подождать до завтра, и убрал бы снег, чтобы получить заранее задуманный кадр. Подобные люди - мелкие ремесленники. Я не ремесленник. Я считаю: то, что предлагает мне случай, всегда лучше того, что придумала я. Но нужно уметь использовать его. Ты словно несешься вместе с ветром, ты видишь вещи и придаешь им форму, а не придумываешь их в офисе подобно какому-нибудь писаке. Исключение составляют некоторые фильмы, требующие особого построения. Но если у вас нет кучи денег или массы времени, надо уметь быстро пересмотреть свое решение в соответствии с тем, что тебе подвернулось.
Участие в фильме Анн Парийо обусловлено аналогичными причинами. Она вышла из стены. Я была в коридоре, я ждала одного человека, которого хотела поздравить со спектаклем. И вдруг я увидела ее взгляд, а она увидела мой. Она словно звала меня к себе. Безусловно это был взгляд, продиктованный желанием. И я даже не думала о ней. Я ждала три недели прежде чем позвонить ей. Я ждала ответов от крупных кинозвезд, но не перезванивала им. Я решила, что ответом является само отсутствие ответа, но это не имело значения, потому что я была уверена, даже не звоня Анн, что она сыграет в фильме. Меня заставили позвонить ей, потому что у нее были другие предложения и она могла оказаться занята в нужное мне время. Я не волновалась. Я была уверена, что она сыграет у меня, потому что это была не случайная встреча. Это было похоже на любовь с первого взгляда. А во время съемок фильма любовь с первого взгляда возникает постоянно.
Перемены погоды, материальные препятствия, непредвиденные обстоятельства, - всё, что на первый взгляд кажется катастрофой, надо всегда использовать себе во благо. Судьба подсказываете тебе, что так будет лучше, потому что в этом будет больше неожиданности. Если тебя это раздражает, то потому, что это лучше, потому что в образе больше глубины. То, что можно предугадать, всегда очень плоско. Предугадать можно только то, то традиционно. В то время как жизнь полна неожиданностей. - Ваш фильм является сплавом вашего опыта, полученного на съемках нескольких фильмов?
К.Б.: В основном это фильм “За мою сестру!”, но он мог бы быть основан и на фильмах “Идеальная любовь”, “36-й для девочек” или “Романс”. Особенно сцена соблазнения, где превосходно сыграла Роксана Мескида. Мы с Роксаной прекрасно понимаем друг друга. Я полностью ей доверяю. Например, в этом фильме она все время находилась на съемочной площадке, но редко была перед камерой. От этого кто угодно может спятить! Когда мы сняли сцену, где она кричит, она побежала прочь от камеры. Я побежала за ней, чтобы успокоить ее. Она была очень возбуждена, в глазах у нее были слезы и она сказал мне: “Я знаю, что я сегодня сделала что-то для фильма”... Перед съемкой она сидела у радиатора в очень подавленном настроении, но теперь она знала, что внесла свой вклад в фильм и была счастлива. В начале съемок фильма она думала только о себе, теперь она думала только о фильме. Когда вы увидите, какая она сияющая в конце фильме, вы не поверите, как трудно ей было. Это невероятно! Я обожаю ее, и как правило, я действительно люблю своих актеров.
- В вашем фильме киносъемки не выглядят особенно истеричными. Это поиски любви, отношения, основанные на соблазнении. Если здесь и есть жестокость, то жестокость внутренняя.
К.Б.: Когда имеет значение даже легкое движение ресниц, своего рода истерии вряд ли можно избежать. К тому же на съемочной площадке всё приобретает символический характер. Мельчайшие движения. Где ты сидишь во время еды. Кого приглашаешь с тобой пообедать. На съемках люди образуют кланы, часто возникают проблемы и ссоры, которые вредны для фильма, но иногда они бывают фильму на пользу.
Например, мои отношения с Грегуаром Коленом были весьма бурными. Я нравилась ему как режиссер, и он сразу же согласился играть в фильме. Очень немногие актеры взялись бы за эту роль без колебания. Но в какой-то момент ему захотелось заставить меня заплатить за это. Он подозревал, что он мне не нравится. Но иногда к любви можно придти через ненависть. Он действительно не очень мне нравился. Поэтому было лучше, чтобы я ненавидела его. Но в то же время мы очень друг другу нравились. Нам нужно было найти общий язык. Язык для каждого актера свой и зависит от того, что ты просишь его делать. Киноактер зависит от того, как его видит режиссер, можно сделать, чтобы он выглядел смехотворно или сказочно. Он не сможет этому помешать. Он должен отдать себя вам. И должен вам доверять. Я не знаю ни одного французского актера кроме Грегуара, который согласился бы на эту роль. В итоге он сыграл великолепно. Враждебность между нами вероятно была необходима. Эта роль полна враждебности. Поэтому мы не могли быть сообщниками. Это роль быка на арене. Это женская роль, поскольку он является объектом желания. На мой взгляд, в фильме он выглядит как Сильвана Мангано. Он очень мне нравится. К тому же я решила, что для того, чтобы снимать фильм о мужчинах как объектах желания, надо снимать их, как снимаешь женщин. Мужчины предпочитают, чтобы их снимал режиссер-мужчина в категориях мужского языка. Мужчине очень трудно принять, что его будет снимать женщина как женщину.
- Эта ситуация усугубляется тем, что большую часть фильма он носит муляж пениса, что бросает тень сомнения на его мужские достоинства...
К.Б.: Совершенно верно. Грегуар постоянно мне говорил, что выбрал очень маленький муляж пениса. Это меня очень беспокоило! Я обнаружила правду, только когда он снял халат. Я не видела его раньше. Я с известным уважением отношусь к индивидуальным представлениям о скромности. В любом случае с этим следует считаться. Важно лишь то, как это будет выглядеть на экране. Грегуар не носил рубашку - рубашки ему не идут. Ему больше идут футболки. Но этот огромный пенис в сочетании с футболкой выглядел очень уродливо. У нас завязался спор: что делать? И вся речь о том, надо или не надо ему надеть брюки, абсолютно подлинна. Я действительно не знала, что ему надо надеть. Я поняла это только на следующий день, когда он стал перед камерой. Получилось очень красиво. Он похож на Амона, древнеегипетского бога плодородия, которого можно увидеть в луксорском храме. А лицо у него такое, словно он сошел с картины Модильяни или Пикассо.
- Как бы вы определили роль ассистента в фильме?
К.Б.: Он своего рода “альтер эго”, а не только стена, перед которой отрабатываешь подачу теннисного мяча. Это человек, который может стать стеной, если вам надо, может быть наперсником. На съемках режиссер одинок, и порой ему нужен кто-то, с кем можно поговорить. Я сделала фильм в пику этим ужасным выражениям: “руководить постановкой”, “режиссировать фильм”... Я ненавижу прорабов. Мой первый ассистент - не прораб. Он - джокер, палочка-выручалочка режиссера. На съемках возникают бесконечные вопросы, очень мало уверенности. Есть только уверенность в том, что к концу каждого дня надо снять определенное количество планов. Но в том, что касается фильма, который делаешь, уверенности нет. Есть тотальный страх. И первый ассистент - единственный, с кем можно поделиться своими страхами и своим желанием сделать фильм, который поразит людей. Иногда эту роль исполняет продюсер, но на иной стадии.
- Этот фильм был для вас способом избавиться от своей одержимости постельными сценами?
К.Б.: Нет, потому что все действие моего следующего фильма “Порнократия” будет происходить в постели. Если убрать из жизни постельные сцены, что же в ней останется? Самое важное - справиться с желанием. Это важнее всего, а довести дело до постели весьма сложно. Постельную сцену никто не хочет видеть, но все ее страстно желают. Когда я снимаю постельную сцену, то не сокращаю съемочную группу до минимума. Терпеть этого не могу. Ведь эти сцены увидят все. Но я и не хочу, чтобы меня окружали развратники.
Сцена с огромным муляжом пениса должна была сниматься в ванной. Но декорация ванны была слишком открытой, сцена не сработала бы. Я осмотрела всю съемочную площадку и нашла место, похожее на коридор. Мы сняли сцену там, очень быстро. Когда я обернулась, у меня за спиной была масса народа, некоторых я никогда не видела. Я хотела, чтобы в фильме была такая сцена, но никто не захотел сыграть ее так, как это произошло на самом деле. В конечном счете мне удалось это сделать, но потребовалось много времени.
От этого члена у всех крыша поехала, это был непристойный предмет. Непристойный аспект сексуальности не является табу. Табуирована интимность. Обнажить свою интимную жизнь намного труднее, чем быть эксгибиционистом. Этот член из пластика напоминал шекспировский “Сон в летнюю ночь”, когда вдруг осел с длинным хвостом становится объектом желания. Но поскольку вы влюблены в этого осла с большим хвостом, вы не видите, что это осел. Фильм также является притчей на эту тему. К лживому и чрезмерному изображению секса относятся терпимо при условии, что настоящий пенис спрятан внутри муляжа. Муляж пениса успокаивает всех. Как будто есть чего опасаться! Это очень странно. Муляж пениса бросает вызов совести цензуры. Что является непристойным? Непристойный момент - это когда вы почти не видите пенис в сексуальном сцене фильма. Всё остальное - не более, чем карнавал в Ницце или Венеции. Это маска. Это вся история нашей цивилизации.
