В оригинале картина зовется чуть менее порочно и чуть более лаконично — «Стокер» — по фамилии главной героини, восемнадцатилетней девушки Индии (Мия Васиковска), только что потерявшей в трагической автокатастрофе отца. По сюжету сразу же после похорон главы семейства в особняк Стокеров наведывается брат погибшего — некий дядя Чарли (Мэттью Гуд) — обаятельный хлыщ, которого никто толком не знает, поскольку тот, вроде как, всю свою жизнь провел в путешествиях по Европе. Дядя Чарли — красивый как бог, со своим безупречным французским и умением готовить вкусные ужины — предпринимает по мере развития сюжета небезуспешные попытки горемычным родственничкам понравиться.
Первой от теплых чувств растает вдова, красивая фрустрированная аристократка (Николь Кидман), чью безутешность деверь развеет простым мужским вниманием, коим дамочка, очевидно, была обделена долгие годы. Чуть позже обаянию вновь обретенного члена семьи поддастся и Индия. Обнаружив через какое-то время труп экономки в подвале, девушка, конечно, слегка поведет бровью, так или иначе, чувство, которое она в этот момент испытает, со страхом не будет иметь ровным счетом ничего общего. Смерть как для Индии, так и для самого Пака — всего-навсего одна из красок: пока главная героиня рисует у нас на глазах небезынтересную картину своего взросления, южно-корейский экспат выводит каллиграфическим почерком лучший голливудский триллер 2013 года. Причина провала картины, в общем-то, на поверхности. Разрекламированные чуть ли не викторианским хоррором «Порочные игры» — в обывательском представлении кино не шибко страшное. Пак не издевается подолгу над человеческой плотью, а звукорежиссер, в свою очередь, не покрикивает нам в ухо ради того, чтобы зрительный зал несколько раз подпрыгнул в кресле, роняя на пол попкорн.
Вопреки ожиданиям эта готическая страшилка — не что иное, как кроткое, интеллигентное, в должной степени отрефлексированное представление азиата об американской поп-культуре. Резонировать с заокеанской аудиторией, привыкшей от любой вышедшей в прокат картины ждать «американских горок», режиссер не хочет. Да и, честно говоря, не пытается. Выступая в новом для себя жанре, автор культовой «трилогии мести» предсказуемо ориентируется на творчество его родоначальника. Сценарий фильма — парафраз «Тени сомнения». Тень самого Хичкока не только в сюжете. Она тут буквально во всем: таится в чучелах убитых Индией на охоте зверей (таксидермия, помнится, была главным хобби Нормана Бейтса); маячит в тесных мотельных номерах, чьим постояльцам показывают на ночь глядя документальное кино про хищных птиц; замирает в трепетных пролетах камеры, которая скользит то и дело вдоль крутой лестницы.
Истинный Хичкок невооруженным глазом видится и в отчетливом понимании Пака, что настоящий триллер обязан пробуждать в зрителе вуайериста. Полфильма, затаив дыхание, мы подглядываем вместе с Индией за ее подозрительным дядей, а ближе к финалу с не меньшим энтузиазмом следим и за ней самой. На сцене, в которой Васиковска и Гуд играют на фортепиано в четыре руки, какой-нибудь Эдриан Лайн расплакался бы от счастья и умиления (в сегодняшнем Голливуде вряд ли было нечто конгениально невинное по форме и при этом настолько же эротическое по содержанию). Нельзя не отметить и эпизод в душе — остроумнейший оммаж «Психо», в котором Пак изящно выстраивает ситуацию, когда смерть прячется не за шторкой, а скорее в голове. «Сон разума порождает чудовищ» — любят говорить в Испании. Авторы «Стокера» не то чтобы с этим выражением полемизируют, но дают своим жутковатым, выверенным, сделанным словно под метроном фильмом понять, что чудовища зарождаются в каждом из нас изначально. Что их в итоге разбудит, предсказать сложно. Наперед можно сказать одно: пробудившись, эти твари с радостью наплюют не только на ваш бодрствующий разум, но и в душу.
